Легенды и мифы пригородов Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский

Ах, клешики,

Что вы сделали:

Были красными,

Стали белыми.

Мы на речку шли,

Баловалися,

А кронштадтские матросы

Взбунтовалися.

В те годы революционный хмель еще не выветрился из голов большинства питерского пролетариата. Мало кто верил в то, что кронштадтские моряки не предали идеалов ленинской революции. Да к тому же правда о кронштадтских событиях тщательно скрывалась. Никто просто не знал, что моряки, как и в семнадцатом году, оставались яростными приверженцами советской власти, правда, с весьма принципиальными оговорками, которые были сформулированы в лозунгах 1921 года: «Вся власть советам, а не партиям!» и «Советы без коммунистов!»

Восстание кронштадтского гарнизона было жестоко подавлено. Руководили кровавой расправой Тухачевский, Дыбенко, Ворошилов и другие видные партийные и государственные деятели. Более тысячи человек было убито во время непосредственного подавления; две с половиной тысячи пленных, взятых с оружием в руках, были приговорены к расстрелу; тысячи матросов – незаконно репрессированы, после того как, поверив в амнистию, объявленную советской властью, вернулись на родину из Финляндии, куда бежали после подавления восстания по льду залива.

Сразу же началась поэтизация этой бесчеловечной расправы в официальной литературе. Помните романтические строчки: «Нас водила молодость в сабельный поход, / Нас бросала молодость на кронштадтский лед»? Вместе с тем известна частушка, за распространение которой, возможно, заплачено не одной человеческой жизнью. Во всяком случае, книга, изданная в 1922 году, по самым горячим следам тех событий, была в буквальном смысле слова репрессирована. Ее изъяли из библиотек, и она долгие годы пролежала в спецхране. И только в 1980-х годах она стала доступна широкому читателю. Вот частушка, которую мы отыскали в этом замечательном сборнике:

По Кронштадту мы палили

Прямо с пристани.

Рыбку-корюшку кормили

Анархистами.

Это о восставших кронштадтских моряках, многие из которых были отцами и сыновьями петроградских рабочих. Но если эту частушку сравнить с официальной поэзией, то, судя по интонационным нюансам, симпатии фольклора явно на стороне восставших.

Война

По разным приметам, то явным, то едва уловимым, ленинградцы предвоенного 1940 года узнавали или догадывались о надвигавшейся катастрофе. Сохранилась легенда, как накануне войны сотрудники НКВД изо дня в день ходили по старым ленинградским квартирам и, как рассказывают старожилы, с завидным служебным рвением выискивали старые адресные книги и вырывали из них страницы с картами и планами Кронштадта. Только с началом войны стало более или менее понятно, зачем они это делали, хотя все догадывались, что немцам эти карты были известны лучше, чем ленинградцам.

Кронштадту уже тогда отводилась роль, как высокопарно стали выражаться впоследствии, «огневого щита» или «морского бастиона Ленинграда». Здесь были сосредоточены практически все военно-морские силы Балтийского флота, в том числе те корабли, которые в свое время были переведены в Таллин и затем, уже в 1941 году, с большими потерями возвращены обратно. У причальных стенок Кронштадта стояли прославленные линкоры «Марат», «Петропавловск». Гордостью советского флота был линейный корабль «Октябрьская революция», который ленинградцы нежно называли «Октябриной». О многих из этих боевых кораблей слагались легенды, до сих пор считающиеся золотым фондом городского фольклора.

Одна из этих легенд героическая. Она рассказывает о том, как моряки спасли линкор «Октябрьская революция» от фашистов. Известно, что немцы охотились за этим мощным кораблем. Они пытались разбомбить его с воздуха, но ленинградские зенитчики зорко следили за немецкими самолетами и не подпускали их к «Октябрине». Тогда немецкая подлодка однажды прокралась в самое устье Невы, легла на грунт и «стала поджидать», когда здесь пойдет линкор. Но не тут-то было. Наши моряки не только ее засекли, но и будто бы захватили в плен, вместе со всем экипажем.

Крейсер «Аврора» на ремонте в доке Кронштадта

Другая легенда скорее напоминает соленый флотский анекдот и относится еще к предвоенному времени. По окончании одного из учений Балтийского флота на линкоре «Марат» на мачте был поднят сигнальный флаг «Хер», что на условном языке флотской флажковой сигнализации означает «Конец учения». После этого линкор лег на курс закончившего учения чуть раньше крейсера «Аврора». Понятно, что в вольном переводе с профессионального языка моряков «лег на курс» значит «пошел следом». Командир учений спустился с ходового мостика и, войдя в каюту командующего учениями, отрапортовал: «Товарищ командующий, “Марат” поднял хер и лег на “Аврору”».

Но вернемся в 1941 год. Все складывалось не так, как задумывалось. Флот оказался запертым в Невской губе и вынужден был выполнять только оборонительные функции. Многие моряки были списаны с кораблей. Из них формировались подразделения морской пехоты, десантных батальонов и тому подобное. Тем не менее значение моряков в истории битвы за Ленинград, прорыва блокады и окончательного ее снятия никогда не умалялось. Кроме известной фразы: «Мы из Кронштадта», которой обозначали себя кронштадтские моряки, в фольклоре сохранилось немало крылатых фраз, воодушевлявших защитников города-героя. По воспоминаниям Александра Фадеева, «Балтийским почерком» в осажденном Ленинграде называлось «все героическое, выдающееся, удивительное и прекрасное», что так или иначе было связано с моряками-балтийцами, будь то секретные операции подводных лодок и катеров в море или лихое соленое остроумие моряков на суше. А того и другого в то страшное время было достаточно. Например, горсть ржаной муки и четыре банки шпрот, размешанные с водой, – дневная порция еды на двадцать человек – называлась «Балтийская баланда», в то время как густо начиненное минами Балтийское море – «Суп с клецками».

Известна и частушка, которую под гармошку распевали во время короткого отдыха сухопутные солдаты в окопах Ленинградского фронта:

С кораблей, с фортов Кронштадта

Пушки очень крепко бьют.

Это флотские ребята

Фрицам жару поддают.

Дамба

Так случилось, что, говоря о комплексе сооружений для защиты Санкт-Петербурга от наводнений, как он официально называется, или о Дамбе, как его окрестили в народе, мы чаще всего думаем не о Петербурге, а о Кронштадте. Это и понятно. Привычный статус островного города, оторванного от Петербурга тридцатью километрами Финского залива, с появлением дамбы приобрел несколько иной смысл. Согласно проекту каменно-земляная дамба свяжет остров Котлин постоянной, хорошо заасфальтированной дорогой как с северным, так и с южным берегом Финского залива, и тогда произойдет неизбежное: менталитет островного Кронштадта сблизится с менталитетом континентального Петербурга.

О том, что в представлении обывателя этот комплекс более важен для Кронштадта, чем для Петербурга, говорит тот факт,