Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

них построить памятник погибшим борцам за революцию, колокола для пожарной части, денежный ящик для хранения секретной переписки административного отдела, 166-му стрелковому полку пять ковров, пять риз и пять подризников, десять икон, десять мраморных плит, два аналоя… Документов, из которых можно было бы понять, зачем стрелковому полку ризы, подризники, иконы и аналои, не сохранилось, а было бы очень интересно на них взглянуть.

Лютеранская церковь стояла закрытой два года, а в июне двадцать девятого в окружной газете появилась небольшая заметка о том, что кирху можно было бы переделать в школу или Клуб национальных меньшинств. Под национальными меньшинствами понимались латыши, эстонцы и немцы. Ее и переделали через несколько месяцев, но не в клуб, а в зерновой склад. Впрочем, к тому времени в Опочке осталось всего полтора десятка лютеран и католиков. Медленнее всех запрягали опочецкие евреи – только в феврале 1930 года в местной прессе появилось сообщение о том, что «трудящиеся евреи Опочки потребовали от горсовета немедленного закрытия синагоги». Видимо, потому, что неоднократные просьбы о закрытии синагоги до 1930 года горсовет оставлял без внимания, евреям пришлось требовать ее немедленного закрытия. Требование удовлетворили, и синагогу занял Дом юных пионеров. В июле сорок первого она и вовсе сгорит – то ли сама, то ли сожгут ее по заданию властей комсомольцы. Чтобы не досталась немцам.

Кстати, скажем и об опочецких евреях. В первой половине двадцатых годов их проживало в Опочке 526 человек. Они были на втором месте после русского населения. Все остальные национальности, среди которых украинцы, белорусы, поляки, латыши, эстонцы, татары и немцы, были представлены небольшими группами от 30 до 100 человек. Всего же в Опочке, по городской переписи 1923 года, проживало 6731 человек. Что же касается домов, в которых жило опочецкое население, то они как были в массе своей деревянными, так и остались. Из 836 жилых домов всего 51 дом был каменным и еще 25 домов смешанного типа. Три четверти домов были одноэтажными. Отопление, само собой, везде было печное, а об освещении и говорить нечего – из 1226 городских квартир только 12% имели электрическое. Пусть и деревянная, пусть и одноэтажная, Опочка была хороша. В 1923 году в Опочку приехал псковский журналист Березский. В очерке о городе он писал: «Сколько ни вглядывайся с Островского шоссе, подъезжая к Опочке, – города целиком не увидишь. Он утопает в зелени и напоминает или большую красивую деревню, или дачное место, вроде Петергофа». Надо отдать должное новой власти – она занялась благоустройством Опочки. Капитально отремонтировали мостики на улицах, прокладывали новые, теперь уже бетонные трубы, в городском саду почистили дорожки, установили несколько десятков скамеек, вместо снесенных наводнением мостов через Великую построили новые.

В 1925 году открыли и автобусное сообщение с Псковом. Между Опочкой и Псковом курсировали шесть автобусов «Форд». Правда, работал этот маршрут всего два года. В 1927-м он закрылся.

Пишет Березский и о промышленных предприятиях города, которые, строго говоря, и предприятиями назвать сложно. В 1923-м их было 72, и работало на них 579 рабочих. То есть на каждом из этих, с позволения сказать, индустриальных гигантов работало в среднем по восемь рабочих. Это был прогресс, и существенный, по сравнению с 1886 годом, когда на 30 предприятиях работало 93 человека. Что касается электричества, то освещала город Опочецкая гидроэлектростанция. Фактически это была мельница на реке Великой. Работали на ней турбины Жонваля – те самые, которые выпускал турбинный завод, тогда еще работавший в селе Захино. Сначала освещались только общественные здания, а в 1921 году стали подключать и частные квартиры. Тут же образовалась артель, которая этим занималась. Только денег они за свою работу не брали. Брали продуктами.

Впрочем, мы отвлеклись от евреев, с которых начали. Перед тем как потребовать от горсовета немедленно закрыть синагогу, еврейское население Опочки несколько лет просило власти открыть национальную еврейскую школу первой ступени. В двадцать девятом эта просьба во время выборов в горсовет была включена в наказ депутатам. Потом собрали общегородскую конференцию еврейского населения и приняли резолюцию в поддержку национальной политики советской власти и снова просили открыть школу. Писали, что «с открытием советской школы будет нанесен окончательный удар хедеру (религиозной школе), который продолжает еще калечить еврейских детей в Опочке». После этого собрался президиум горсовета и… Школу так и не построили.

Параллельно с разрушением церквей советская власть выращивала атеистов. Время от времени они собирались на районные конференции. На II районной конференции безбожников, прошедшей летом двадцать девятого, они себя пересчитали и выяснили, что их уже 505 человек. Молодежь принимала самое активное участие в этих мероприятиях. К примеру, трое учащихся одной из школ в Опочецком районе и сами внесли деньги на постройку самолета «Безбожник», и товарищей к этому делу привлекли.

До принятия морального кодекса строителей коммунизма было еще больше тридцати лет, но молодежь уже кипела и пенилась, придумывая новые правила поведения строителей нового общества. Опочецкие комсомольцы поначалу рекомендовали опочецким комсомолкам не танцевать с нетрезвыми комсомольцами, а потом и вовсе на три года запретили танцевать парами.

Про коллективизацию в Опочецком районе можно рассказать и в одном предложении – ей крестьяне Опочецкого района сопротивлялись как могли, и потому район был всегда на последнем месте в Ленинградской области по темпам коллективизации, ускорить которую не помогали ни регулярные смены секретарей райкома партии, председателей районных исполкомов и сельсоветов, ни исключения из партии, ни отдача некоторых из них под суд, ни раскулачивания, ни агитация, ни тюремные сроки и конфискация имущества у единоличников за невыполнение трудовых заданий, ни новые трактора, молотилки, силосорезки, льнотеребилки и МТС, которые доставались, понятное дело, только вновь образованным колхозам.

Тем не менее к середине тридцатых почти половина крестьянских хозяйств района уже вступила вольно или невольно в колхозы. В колхозах даже повысилась норма выдачи хлеба на трудодни – на один трудодень в 1935 году давали три килограмма хлеба вместо 2,4 килограмма в 1934-м. При этом в самой Опочке больше двух килограммов хлеба на человека не продавали, несмотря на то что с 1935 года была объявлена свободная продажа хлеба.

На фоне провальной коллективизации неудачи в работе городского театрального кружка и разглядеть-то трудно, но мимо них мы не пройдем. С 1931 года городской театральный кружок[41], в котором проявляла таланты рабочая молодежь, возглавляла некто Кирсанова. Недолго она его возглавляла – была уволена за аполитичность. Вместо нее кружком стал руководить артист Муромский – и его отставили, но уже не за аполитичность, а за