История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

Описание событий удачно сочеталось Б. Г. Нибуром с обзором источников. Так, рассмотрев приводимые Дионисием Галикарнасским письма, которыми якобы обменялись накануне битвы при Гераклее Пирр и консул Левин, ученый отверг их аутентичность, назвав данную переписку «риторическим изобретением» Дионисия[274].

Впрочем, не со всеми выводами Б. Г. Нибура можно полностью согласиться. Например, говоря о биографии Пирра, написанной Плутархом, Б. Г. Нибур основным его источником в данном случае называл труд Дионисия, что отвергается большинством других ученых[275].

Как бы там ни было, главным, на наш взгляд, является то, что именно Б. Г. Нибур положил начало сразу двум направлениям в изучении немецкими антиковедами истории Пирра: реконструктивному, представленному обобщающими работами по истории Рима, и источниковедческому, детально анализирующему источники по истории эпирского царя.

Добротное рассмотрение политической деятельности Пирра мы находим в «Истории эллинизма» И. Г. Дройзена.

Экспедицию Пирра на Запад он объяснял довольно просто: овладение истощенной многочисленными войнами и внутренними неурядицами Македонией мало что могло дать по сравнению с богатыми греческими городами Италии и Сицилии.

За свои личные качества Пирр удостоился от И. Г. Дройзена самой лестной оценки: «Он, конечно, обладал смелостью, высоким боевым талантом, рыцарским духом, поклонялся всему великому и благородному», а его планы были «смелы, великолепны, поразительны»[276].

Но наряду с достоинствами Пирра И. Г. Дройзен указывал и на те отрицательные черты его личности, которые не позволили царю добиться поставленных целей. В отличие от Тимолеонта, Пирр не обладал энергией и настойчивостью в осуществлении поставленных целей. Неутолимая страсть к новым подвигам, по словам историка, постоянно влекла Пирра, заставляя его втягиваться во все новые и новые войны.

И. Г. Дройзен отказал Пирру в благородной миссии — спасении греческой цивилизации на Западе: «Он пришел не с тем, чтобы спасать греческую национальность в Италии и Сицилии, а напротив, воспользовался лишь призывом на помощь оттуда, как случаем и поводом для того, чтобы основать сильное владычество, чего так давно уже, но тщетно он домогался в родном крае»[277]. Нет, идея освобождения греков, их объединения не была чужда для Пирра, «но все это само по себе не составляло для него крайнего и высшего назначения», а служило лишь «стратегическим средством». Нотки сожаления звучат в голосе И. Г. Дройзена, когда он повествует о крушении греческого могущества на Западе. «Пока греческая национальность терзалась в нескончаемой неурядице и тратила лучшие свои силы на эллинизацию Азии, а эллинистическое господство на Востоке, расширяясь без конца, слабело все более и более, в то же время римское владычество исподволь, с самой строгой сосредоточенностью, с поразительной непреодолимостью продвигалось вперед, смыкалось все крепче и крепче. Эпирский царь видел римлян в бою, он сознавал, что лишь греческие города в Италии составляют оплот Востока; но никто не внял ему»[278]. Решающий фактор в крахе планов Пирра И. Г. Дройзен увидел в утрате Сицилии. Крутые меры, предпринятые царем на острове, вызвали среди местного населения неудовольствие и протесты. В итоге Пирр сделался деспотом, ограничив права свободной демократии. Все это в конечном итоге привело не только к потере Пирром Сицилии, но и к краху всех его планов на Западе. После ухода Пирра судьба греков на Западе была предрешена: «Ни в родном греческом крае, ни на эллинизированном Востоке не нашлось более государства, которое в силах было противостоять победителям галлов и самнитов»[279]. Но для Рима войны с Пирром имели огромное историческое значение не только в смысле территориальных приобретений. Благодаря этой войне Рим вступил в первые контакты с эллинистическими государствами[280].

Достойное место интересующие нас события заняли и в «Римской истории» Т. Моммзена. Как раз он одним из первых высказал очень важную мысль об изолированности развития античной цивилизации на Западе и Востоке: «Восточная и западная системы государств существовали одна рядом с другой, не сталкиваясь между собой на политическом поприще; в особенности Рим оставался совершенно в стороне от смут эпохи диадохов»[281].

Как и И. Г. Дройзен, Т. Моммзен отметил личные качества Пирра. Он был «отважным вождем военных отрядов», с его именем связано какое-то волшебное очарование, и оно «внушает сочувствие благодаря рыцарской и привлекательной личности Пирра»; но не более того: являясь царем «маленькой нации горцев», он был «искателем приключений»[282]. Грандиозные планы Пирра «основать западноэллинское государство, ядром которого стали бы Эпир, Македония, Великая Греция и Сицилия, которое господствовало бы на обоих италийских морях и которое низвело бы римлян и карфагенян до уровня варварских племен, граничивших, подобно кельтам и индийцам, с системой эллинистических государств, — этот замысел был столь же широк и смел, как и тот, который побудил македонского царя (Александра Великого. — С. К.) переправиться через Геллеспонт»[283].

Сравнивая Пирра с Александром Великим, Т. Моммзен указывал на ряд важнейших условий, которые обеспечили успехи одного и неудачи другого. Здесь, подобно большинству немецких ученых, Т. Моммзен делал экскурсы в современную ему историю. Эпир рядом с Македонией занимал якобы такое же положение, как Гессен рядом с Пруссией. Александр опирался на македонскую армию, в которой был хороший штаб, тогда как Пирр собрал свою армию из наемников и путем союзов, основанных на случайных политических комбинациях. Но самое главное, согласно Т. Моммзену, то, что Пирр был не более чем замечательным полководцем, в то время как Александр был гениальным государственным деятелем своего времени. Однако после Александра никто не был более Пирра достоин носить «царскую корону» Филиппа II и Александра. «В эпоху глубокого нравственного упадка, когда царственное происхождение и душевная низость становились почти однозначащими словами, особенно выделялись личная безупречность и нравственная чистота Пирра»[284]. Именно ошибочная внутренняя политика предопределила неудачи эпирского царя. Пирр пытался управлять Сицилией точно так же, как на его глазах управлял Египтом Птолемей; он не имел никакого уважения к полисным учреждениям, назначал на высшие городские должности своих доверенных людей, производил конфискации, ссылки и казни тех, кто был заподозрен в измене. Еще одна его ошибка проистекала от отсутствия настойчивости в достижении поставленных целей: вместо того, чтобы отправиться со своим флотом под Лилибей, он отказался от Сицилии и отправился в Тарент.

Отбытие Пирра с Сицилии, по Т. Моммзену, стало крушением всей его западной кампании; именно с этой минуты царь превращается в простого искателя приключений, который ведет войну уже не для достижения определенных целей, а для того, чтобы «забыться в азартной игре