Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

стандартов и что его обязанность – вмешиваться в случае притеснений. Но они ни разу не вмешались. Они оба были неплохие парни, но на мой случай предпочитали закрывать глаза.

Возможно, вы думаете, что мне следовало сунуть в карман свой iPhone и записать те разговоры. Тогда у меня было бы доказательство, чтобы предъявить мистеру Бину, который не верил, когда я рассказывала ему, как у нас все плохо. Но я не могла этого сделать, потому что использование любых записывающих устройств в здании ФБР запрещено. Запрет был дополнительно усилен после происшествия со служащим несколько лет назад.

Супервизор этого человека постоянно кричал на него и угрожал, а жалобы вышестоящему не помогали. Никто не верил, что поведение супервизора может быть таким отвратительным, и служащий никак не мог убедить начальство в серьезности происходящего. (Это было не в лаборатории, а в другом подразделении, но я усматриваю тут много общих черт.) Так или иначе, этот человек записал один из эпизодов и донес запись до командования, заявив: «Вот доказательство того, что супервизор на меня кричит и угрожает». Наконец командование обратило на него внимание, сразу же было начато расследование и виновника уволили. Догадайтесь, кто это был.

Служащий. Неважно, что запись доказывала факт криков и угроз. Служащего уволили за то, что он в отчаянии воспользовался записывающим устройством, чтобы доказать: супервизор к нему несправедлив.

Больше всего меня потрясло объяснение, которое ФБР дало этому случаю: «Все сотрудники должны действовать в высших интересах… бла-бла-бла, а данный сотрудник нарушил внутренний кодекс ФБР».

Что же насчет супервизора, который кричал и сыпал угрозами? Последнее, что я о нем слышала, – он пошел на повышение.

Помимо того, что Гарри на меня все время кричал, что меня лишили «Блэкберри», ноутбука и ключа, Фрэнк постоянно находил новые способы поставить меня в неловкое положение и унизить.

За несколько недель до перевода в отдел я присутствовала на совещании в его кабинете вместе с супервизорами-мужчинами. Когда он получил ответ на свой вопрос, то махнул в мою сторону рукой и сказал:

– Теперь можешь идти. Скачи, зайчик!

Я невольно вскинула голову, потому что была шокирована и оскорблена. Женщины знают – если попробуешь постоять за себя, тебя объявят стервой, так что на первый раз я не стала реагировать. Пусть все думают, что я – нормальный человек, который не поставит под угрозу федеральное дело из-за глупой шутки. Когда это произошло во второй раз, я встала с каменным лицом и уставилась на Фрэнка. Он усмехнулся, а другие мужчины в комнате заулыбались.

В третий раз я посмотрела Фрэнку в глаза и сказала без тени юмора, добавив руками в воздухе кавычки:

– Я не «зайчик», и я не «скачу».

Я обвела взглядом других супервизоров, давая понять, что не спущу этого просто так. Улыбки исчезли с их лиц, и в кабинете повисло напряжение. Я видела, что Фрэнк в гневе, но была рада, что дала ему отпор. После этого я ушла.

В ФБР всегда напоминают, что ты можешь обратиться к консультанту из Отдела равных возможностей (ОРВ), но в действительности это происходит крайне редко. Об этом могут шепнуть на ушко, пока вы стоите в холле. ОРВ здесь – ругательное слово.

Последнее, чего я хотела, – это обращаться в ОРВ. Я слишком много слышала историй о том, что, хотя обращения должны были рассматриваться в кратчайшие сроки, подобные дела обычно тянулись по много лет. Это означало, что служащему приходится терпеть то же самое поведение, которое привело к обращению; вроде как за него должно было последовать возмездие, но, серьезно, кому вы это говорите?

Ходили слухи, что реорганизацию скоро отменят, и я надеялась, что проблема решится сама собой. Но до этого еще надо было дожить.

9

Тупой и еще тупее

Как выглядит сожженное тело? Ну, некоторые его части похожи на ребрышки-гриль, некоторые – на куриные крылышки барбекю. Знаете, когда кожица надувается, пузырится и становится хрустящей – как нам нравится? Тело выглядит примерно так же. Я увидела это своими глазами в служебной части Смитсоновского национального музея естественной истории, стоя над обугленным трупом.

Если лицевая аппроксимация делается по черепу, это автоматически означает «глухарь» – ведь тело нашли в виде скелетных останков. Обычно до момента, пока череп попадает на стол судебного художника, проходит несколько лет, а то и десятилетие, но в данном случае все было по-другому: мне предстояло делать лицевую аппроксимацию по останкам, обнаруженным всего неделю назад.

Проблема заключалась в том, чтобы найти учреждение с необходимым оборудованием, которое примет обгорелые разлагающиеся останки. Больницы на такое не соглашались, – думаю, в интересах пациентов. Компьютерные томографы предназначены для живых, так что большинство моргов ими не оборудовано. Если патологоанатому нужно заглянуть внутрь трупа до вскрытия, он пользуется рентгеном.

Полицейские долго пытались найти томограф и обратились за помощью в ФБР. У нас его тоже не было, но я вспомнила, что в Смитсоновском он есть – его используют для сканирования мумий и артефактов. Если они не против пропускать через томограф труп тысячелетней давности, то, наверное, и свежий их не смутит. КРИС, один из наших антропологов, обладал полезными контактами в Смитсоновском, и после нескольких звонков обо всем было договорено.

Мы с Уэйдом уже планировали поездку в округ Колумбия и оживленно обсуждали, как это будет здорово. Прежде я один раз успела побывать в Смитсоновском с черепом предполагаемого Усамы и видела служебные помещения, не предназначенные для широкой публики, но, конечно, не присутствовала ни при чем подобном. Это был уникальный опыт, и он открывал для нас массу возможностей в будущем.

И тут, конечно, в двери вошел Гарри.

– Что вы делаете?

– Собираем аппаратуру, чтобы ехать в Смитсоновский.

– Это еще зачем?

– На компьютерную томографию. Обгорелое тело в мусорном баке, помнишь?

– Почему никто мне об этом не сообщил?

Мы с Уэйдом переглянулись. Опять начинается!

– Гарри, ты сам меня назначил на эту работу. Я ставила тебя в копию всех мейлов, которыми мы обменивались, пока договаривались о встрече. Мы с Уэйдом едем на машине, Крис встретит нас там. Все уже условлено.

– У меня нет времени читать ваши мейлы. Я ничего об этом не знаю!

Знал бы, читай ты переписку! Вслух я этого сказать не могла, но понимала, что Уэйд подумал то же самое.

– Кто еще, ты сказала, едет с вами?

– Крис.

– Почему Крис мне не позвонил?

– Не знаю, – ответила я осторожно. – Лучше спросить его. Возможно, потому что более надежно послать мейл и