Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

Мою ремарку проигнорировали. Но я не сдавалась.

– Слушайте, я просто не хочу, чтобы на меня и дальше повышали голос. Весь отдел слышит, как вы постоянно кричите на меня, и об этом уже шутят. Люди останавливают меня в коридоре. Я слышала, как меня дразнили в других отделах.

Гарри наморщил нос и заявил:

– С какой стати тебе интересоваться тем, что думают другие?

Его реакция была для меня немыслимой, и я сказала:

– Потому что я работаю с этими людьми, и к тому же нет повода на меня кричать.

Вместо Гарри на этот раз ответил Фрэнк:

– Мне вот плевать, что обо мне судачат.

Ну это было неудивительно. Половина сотрудников отдела терпеть его не могла.

Я продолжала:

– Мне не все равно, что думают люди, у меня есть профессиональная репутация, которую я долго нарабатывала, и я не хочу, чтобы другие считали, будто от меня одни проблемы. Это не так и никогда не было так.

Гарри снова заговорил:

– А ведь у тебя, Лиза, случались неприятности со многими людьми.

– Что? С кем? О чем ты?

– Вот, например, Брент. Из-за тебя у вас был скандал.

Я не верила собственным ушам. Брент, человек-танк, атаковал меня в компьютерной комнате два года назад. Год назад он снова набросился на меня с угрозами. У него были стычки практически со всеми сотрудниками отдела, но ни у кого не хватило смелости заявить, что он – зачинщик, или доложить на него.

Выходило, что скандалистом в ФБР считается тот, кто отказывается становиться мальчиком для битья и заставляет начальство делать его работу. Когда ФБР наконец-то вмешалось после нападения Брента на меня, его отстранили на десять дней, после чего он вернулся немного присмиревшим. За прошедший год он ни разу не повышал на меня голос.

И все равно это было уже слишком.

– Гарри, ты ведь знаешь, что произошло! У Брента проблемы с самоконтролем. Оба раза он первый набрасывался на меня. Ради всего святого: он даже кричал на своего супервизора!

Эту бесценную информацию я узнала всего день назад; о том случае судачила вся лаборатория. Супервизор набрался храбрости приказать Бренту явиться на совещание; в результате Брент оскорбился, супервизор оскорбился в ответ, они оба начали сыпать угрозами и вроде как даже слегка потолкались в коридоре. В том столкновении я с уверенностью ставила на Брента.

– Нет, – возразил Гарри, качая головой, – все не так.

Он сделал паузу, потом поцокал языком.

«Что еще? – подумала я. – Как он может валить на меня это все? »

Гарри вскинул голову и воскликнул:

– Я понял. Теперь все встало на свои места. Я знаю, в чем проблема.

С торжествующим видом он ткнул в меня пальцем и провозгласил:

– В тебе! Проблема в тебе.

– Что?! Да при чем тут я?

Гарри продолжал, хохоча, тыкать в меня пальцем. Он явно наслаждался своей сообразительностью.

– Ну да, все же очевидно. Ты и есть проблема. Поверить не могу, что не заметил этого раньше.

Фрэнк торжественно кивнул головой:

– И правда. В твоем поведении прослеживается паттерн. Тебе надо взять себя в руки.

Ошеломленная, я уставилась на него. Мне было достаточно просто существовать в пространственно-временном континууме Брента, чтобы стать проблемой? Похоже, я попала в большие неприятности.

Фрэнк махнул рукой и объявил:

– Ты свободна.

Идя назад к своему столу, я чувствовала, как коллеги провожают меня взглядами. Я не плакала. Даже не собиралась. Слава богу, была пятница. Я уже запланировала пораньше уйти с работы, чтобы провести время с моей сестрой Лорен. Каким-то образом мне удалось проделать сорокапятиминутный путь до дома, не попав в аварию. Я была настолько расстроена, что разрыдалась, стоило мне увидеть сестру на подъездной дорожке.

Рид уехал в командировку, и у нас с Лорен были целые выходные, чтобы болтать в свое удовольствие. Мы с ней не только сестры, но и лучшие подруги. Можем рассказать друг другу что угодно, и нам никогда не бывает скучно вдвоем. Мы смеемся над самыми дурацкими вещами; не проходит и дня, чтобы мы не перезванивались, не переписывались и не отправляли друг другу смешные мемы с собаками на велосипедах и курицами в носках. Она была в курсе того, что происходит у меня на работе, но, могу сказать, последний эпизод привел ее в ярость.

После целого уик-энда, когда мы разговаривали о работе, смотрели фильмы, смеялись и (я уже это перечисляла?) говорили о работе, Лорен убедила меня обратиться к консультанту из ОРВ.

В понедельник я назначила встречу с Грейс, консультантом нашей лаборатории. В то время консультанты ОРВ считались вспомогательным персоналом и сотрудничали в программе добровольно. Обращение к ним не влекло юридических последствий, и оно очень мне помогло. Консультанты не относились к начальству или отделу кадров; они были на нашей стороне. Меня заверили: все, что я скажу, будет строго конфиденциально, и это действительно осталось между нами.

Мы проговорили с Грейс около часа. Это делалось не под запись – только так я была согласна открыться. После того как я изложила все, что произошло в последние полтора года, она предложила мне свое посредничество. Я заколебалась. Я не хотела, чтобы ситуация еще усложнилась.

Затем Грейс сделала другое предложение. Она пойдет к Гарри и Фрэнку отдельно, без меня, выразит им мою озабоченность, а затем обсудит варианты того, как можно «двигаться вперед более продуктивным образом».

– Давай так и поступим, – сказала я. – Они будут знать, что я не хочу спускать на них всех собак. Мне просто нужно, чтобы со мной обращались по-человечески.

Для большинства супервизоров этого было бы достаточно. Любой, у кого есть мозги, понял бы, что ему преподносят настоящий подарок. Это их возможность избежать официальной жалобы в ОРВ и оставить все конфиденциальным.

Разговор прошел так себе.

– Ты не поверишь, что они ответили! – сказала мне Грейс на следующий день. – Они говорят, что только так тобой и можно руководить. Если тебе не нравится, увольняйся.

Что такое «попадание» в судебном ИЗО? Зависит от того, кого вы спросите. Поскольку нет никакого единого органа, надзирающего за нашей профессией, и нет четких определений, судебные художники могут по-разному трактовать успех.

Идеальное попадание с фотороботом будет выглядеть так: художник делает фоторобот подозреваемого в грабеже дома. Полицейские его публикуют, и день спустя кто-то, увидев газету, думает: «Похож на Карла». У полиции появляется зацепка, ее проверяют, арестуют Карла, сравнивают его отпечатки с теми, что остались по всему дому, и, конечно, они принадлежат ему. В правоохранительных органах никто