Магия в Средневековье - Табита Стэнмор

хотя после нескольких дней переживаний, может, ей и удалось урвать немного беспокойного сна. Ее слегка успокаивало осознание того, что кто-то другой — кто-то знающий, как справиться с такими страшными болезнями, — взялся за дело. Известно, что состояние ребенка улучшилось, но не в полночь, как было обещано (что, несомненно, вызвало новые переживания у матери), а на час позже. В показаниях Райт говорится, что, хотя девочка «лежала рядом всю ночь (находясь как бы в трансе), [она] выздоровела и приняла пищу». Ребенок полностью выздоровел и прожил еще долго.

Тем временем заклинание подействовало на Пейдж так, как она и опасалась. Ей хватило сил справиться, но теперь она открыто объявила девочку своей дочерью: «Это мое дитя, ибо она была мертва, а я нет». Она дала ей жизнь, как мать, подарив ей будущее, которого иначе та бы лишилась. Неизвестно, как отнеслась к ее заявлению Райт, но, рискнув всем ради спасения девочки, Пейдж явно установила с ней прочную связь. Она так гордилась успехом, что не могла не похвастаться им в своем окружении. Возможно, именно благодаря ее огласке история дошла до церковных властей, и именно потому она добралась и до нас.

Этот случай открывает ряд фактов о работе ведунов. Принцип переноса лежал в основе методов как Элизабет Пейдж, так и ведуньи, которая ухаживала за Фердинандо Стэнли. Забрать недуг у пациента и поместить его в другое живое существо — распространенный прием в целебной магии, особенно в борьбе со сверхъестественными болезнями. Возможно, он берет начало с истории об Иисусе и гадаринском бесноватом, когда Иисус изгнал из одержимого человека бесов, говоривших о себе «имя мне легион, ибо нас много», и кинул их в стадо свиней. Свиньи, обезумев, бросились в море и утонули, уничтожив тем самым легион, а одержимый полностью исцелился. До этого он постоянно мучился, блуждая «среди могил и по горам, и ночью и днем, завывал и рассекал себя камнями». Но после того, как легион оставил его, он снова смог одеваться, разговаривать и спокойно общаться с другими людьми[95].

Чудо гадаринских свиней. Иллюстрация из Евангелия

1000. The J. Paul Getty Museum, Los Angeles, Ms. 9, leaf 1, 85.MS.79.1.recto

Бессмысленно пытаться определить, какой диагноз ему поставили бы современные медики: лекари в XVI веке согласились бы с автором Евангелия, что он был одержим. Важно то, что они повторяли действия Иисуса, используя одну и ту же формулу. И Пейдж, и безымянная ведунья считали своих пациентов заколдованными, полагая, что в них вселились дьявол или бесы, насланные недобрым колдуном. Ведуньи использовали собственное тело в качестве сосуда, чтобы запереть в нем злых духов, и затем искали способ очистить его от них. Либо с помощью молитвы — что, по сути, представляет собой экзорцизм, — либо передавая демонов, обычно какому-либо животному. Использование животных как хранилища для болезней было распространенной практикой среди ведунов XVI–XVII веков. Так, Кэтрин Томпсон и Энн Невельсон, целительницы из Нортамберленда, предпочитали прикладывать ко рту больного клюв белой утки и читать заклинания до тех пор, пока оно полностью не вытягивало недуг[96]. Другие брали мочу заколдованного пациента, смешивали ее с мукой и скармливали получившийся «мочевой пирог» бродячей собаке. Таким образом проклятие переносилось с человека на животное: если заклинание срабатывало, то, к сожалению, собака умирала, а пациент выздоравливал.

Другой любопытный факт, который можно извлечь из дела Пейдж, заключается в том, что, хотя она явно прославилась как целительница, ее муж, судя по всему, не одобрял ее занятий. То, что ей пришлось дожидаться, пока мистер Пейдж ляжет спать, прежде чем приступить к колдовству, говорит либо о том, что он был требовательным супругом и заставлял ее работать до полуночи, либо о том, что ей приходилось скрывать от него свое занятие. Учитывая, что это происходило в середине 1550-х годов, когда в европейском обществе уже прочно укоренилось представление о зловредности колдовства, возможно, мистер Пейдж не одобрял занятий жены, потому что та рисковала попасть под обвинение. Однако, как мы видели в предыдущей главе, закон Генриха VIII о борьбе с колдовством был отменен в 1547 году, так что светского наказания опасаться не приходилось. К тому же Пейдж не очень-то сохраняла все в тайне после того, как заклинание сработало. Возможно, скрытность от мужа была необходима потому, что он беспокоился о ее здоровье: зная, как много требуют от нее эти заклинания, он не хотел, чтобы она страдала.

В то время как об истинных причинах, по которым муж Пейдж пытался помешать ей заниматься магией, остается только догадываться, совершенно очевидно, что Элизабет Райт сильно переживала за жизнь дочери, а Пейдж сострадала ей достаточно, чтобы согласиться помочь. Нежность и любовь не были чужды людям прошлого. Историк-специалист по Средневековью Филипп Арьес в 1960-х годах предположил, что семьи эпохи Средневековья и раннего Нового времени старались не привязываться к младенцам, не желая эмоционально в них вкладываться, так как те могли быстро уйти из жизни. Это предположение основано на приблизительной оценке смертности детей до десяти лет, составлявшей тогда 40–50%. При таких показателях (они могли быть еще выше во время голода или эпидемий) вполне понятно, что люди привыкли к смерти. Эмоциональное отключение части себя до тех пор, пока не появится шанс, что ребенок выживет, возможно, имело смысл и было необходимо для психики.

Однако история Райт и Пейдж наглядно показывает, что такие предположения ошибочны. Даже в мире, где царили болезни и нестабильность, люди оставались людьми: они любили и заботились друг о друге, даже если рисковали друг друга потерять. Сохранилось достаточно записей о том, как обеспокоенные родители обращались к магии, чтобы вылечить детей, что подтверждает: они испытывали то же чувство привязанности, которое знакомо нам[97]. В 1538 году отец по фамилии Хампер из города Рай в Суссексе обратился за помощью к местному викарию, поскольку его ребенок заболел коклюшем[98]. В результате на викария был составлен протокол за нелегальную практику, но это не помешало ему три раза напоить ребенка святой водой из церковной чаши. А Джон Уэйд и его жена в 1590 году совершили двадцатимильное путешествие из Коггешелла в Колчестер, чтобы посоветоваться с ведуном по поводу своего больного ребенка. По всей видимости, чародей, некий мистер Шереман, дал им рецепт волшебного средства, чтобы помочь. Есть свидетельства того, что некоторые ведуны специализировались на детских болезнях, о чем говорит постоянный приток обеспокоенных родителей, ценивших их знания.

В этих историях все действия родителей диктуются не только привязанностью, но и сильным отчаянием. Несмотря на то что в