Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

Дранишников записал адрес бойца, пообещал узнать о судьбе племянника. Солдат несколько приободрился и проводил комиссара благодарным взглядом.　

Захотелось выяснить, как работается, как живется моей «крестнице» — старшей сестре госпиталя А. В. Сергеевой.　

Ее теперь не узнать. Она бодра и энергична, алиментарного истощения как не бывало, за стеклами очков молодо поблескивают внимательные глаза. Мы посидели, поговорили, повспоминали общих знакомых по Пушкинской городской больнице, ее сына Дмитрия, который служит сейчас в зенитных частях. Его я знаю еще с колыбели.　

В этом же госпитале с недавнего времени появилась и невысокая бледная женщина средних лет, с интеллигентным добрым лицом и пепельными, чуть посеребренными волнистыми волосами. Любовь Леонидовна Волпян, в прошлом член коллегии ленинградских адвокатов, а теперь вольнонаемная сотрудница госпиталя.　

Я застала Волпян в комнате за столом, на котором ярко горела начищенная до блеска старинная керосиновая лампа. Вокруг было много раненых. Кружок света падал на раскрытую страницу. Любовь Леонидовна читала о времени, когда еще не было ни железных дорог, ни самолетов, а были кибитки и возки, уносившие в ночь по сибирскому тракту молодых женщин, способных на жертвы и лишения во имя большой любви.　

Мы обнялись. Я передала Любаше привет от ее сестры Надежды Волпян, в те дни работавшей в Колпине, и попросила ее не забывать про ужин.　

— Это верно, что я не всегда поспеваю к ужину, — спокойно ответила Любовь Леонидовна. — Обязательно кто-нибудь из больных попросит меня рассказать об авторе прочитанной книги. Для меня это самые драгоценные минуты. Весьма сожалею, — продолжала Волпян, — что я не хирург, как моя сестра, а юрист и поле моей деятельности сейчас ограничено чтением раненым. Но мне хочется надеяться, что это приносит кое-какую пользу… Мне однажды один больной сказал, что своим чтением и рассказами я «заговариваю зубы», притупляю боль…　

— А это совсем не плохо, — смеясь заметил вошедший в комнату Кондратьев и, обращаясь к Волпян, сказал: — Я вот не умею заговаривать зубы. Я советую при необходимости их удалять. Пойдемте-ка ужинать, а то вы опять за разговорами останетесь голодной.　

Мы спустились в полутемную столовую, поели перловую кашу — «шрапнель» и выпили горячий подслащенный чай с черными сухарями, присланными с Большой земли.　

Уже при последующих встречах Любовь Леонидовна Волпян, увлеченная своим делом, говорила, что эти контакты с ранеными и больными, когда помимо чтения книг она вела с ними нескончаемые беседы о жизни и отвечала на множество пытливых вопросов, останутся в ее памяти на долгие-долгие годы.

Суп со стеариновой свечкой

Чем ближе к Новому году, тем забот и дел у нас все больше. На Колпинском участке не прекращаются боевые действия, и наши маломощные хирургические госпитали заполнены ранеными.　

Наконец-то пришел долгожданный приказ санитарного управления фронта, предписывающий сформировать госпитальную базу армии — несколько двухсоткоечных эвакогоспиталей и один на тысячу мест для легкораненых. С вводом в действие новых госпиталей значительная часть раненых оставалась в пределах армии и после выздоровления следовала в свои части.　

…Развернуть эвакогоспитали по-прежнему было крайне тяжело. И сестрам, и санитаркам пришлось изрядно потрудиться — таскать воду из невских прорубей, носить кирпичи, складывать печи, скоблить, очищать давно пустующие здания школ… Постоянно недоедая, девушки стойко переносили все невзгоды, делясь скудным пайком с более ослабевшими товарищами.　

Помогали жители ближайших к госпиталям домов. Они приносили все, что могло пригодится раненым, — посуду, мебель, книги.　

Рабочие Невской заставы тоже считали своим патриотическим долгом помочь госпиталям. Печи, сложенные из кирпича, железные печурки-времянки, разборные домики-санпропускники, электродвижки… Всех бесценных подарков рабочих и работниц не перечислить! А главное, у всех нас крепло чувство неразрывной связи военных и гражданских жителей города, фронта и тыла.　

Неутомимо работали интенданты госпиталей. Их, хозяйственников, и в мирное, и в военное время чаще поругивали. А они заслужили похвального слова. Израненные в боях нестроевые командиры, а именно ими и были интенданты госпиталей Д. М. Милютин, А. Соколов, А. Н. Финкельштейн и другие, самоотверженно трудясь, немало способствовали успешной деятельности своих медицинских учреждений.　

Точно в установленные санитарным отделом сроки один за другим доложили о своей готовности к приему раненых госпитали на Куракиной Даче, на улице Ткачей, на проспектах Села Смоленского и Обуховской Обороны, в Белевском переулке у Троицкого поля, у завода «Большевик». В этом огромная заслуга начальников госпиталей Л. И. Кнырко, И. Н. Корнилова, М. Б. Певзнера, П. П. Саксонова, Ц. А. Облонской, И. В. Шеремета, политработников госпиталей С. Д. Голубева, Г. Е. Грозденчика. К. Н. Григорьяна, Н. И. Иванова-Омского, И. И. Корчагина, И. Н. Матвеева, И. В. Павлинова и других.

Начальник инфекционного госпиталя № 823 55 — й армии майор медицинской службы М. Б. Певзнер.

И еще один подарок получила санитарная служба. Была введена должность армейского терапевта. Если армейский хирург руководил всей хирургической помощью раненым, то на армейского терапевта возлагалась серьезнейшая задача: координировать работу по оказанию терапевтической помощи больным и раненым в войсковом и армейском районах — в медсанбатах и госпиталях. Раненный в грудь, живот, в конечности нуждается, естественно, не только в хирургической обработке ран, но и в лечении после операции. Разработку системы ухода за больными и их лечения взяли на себя военно-полевые терапевты. Начались поиски новых путей лечения воспаления легких у раненных в грудную клетку, больных к тому же алиментарным истощением. На Ленинградском фронте, в условиях блокады, все эти проблемы имели свою неповторимую особенность.　

Военврач второго ранга, кандидат медицинских наук, преподаватель Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова Максим Юльевич Раппопорт был назначен к нам армейским терапевтом. Он пешком пришел в село Рыбацкое из Инженерного замка, где размещалось санитарное управление фронта, проделав более двадцати километров. Уже добравшись до завода «Большевик», как он потом рассказывал, внезапно почувствовал такую сильную слабость и головокружение, что с трудом удержался на ногах. Превозмогая слабость, заставил себя идти дальше. Раппопорт был высок, немного сутуловат, очень бледен. Войдя к нам в санотдел, он застывшими пальцами долго не мог развязать концы шапки-ушанки, расстегнуть планшетку. Новиков взял у Раппопорта продовольственный аттестат, посмотрел на часы и торопливо вышел из комнаты.　

— Аттестат «прикрепили», земной пищей теперь обеспечены, — сказал он ему, воротясь. — Скоро ужин, не пропустите, отдохните немного, а после ужина зайдите.　

С военфельдшером Наташей Валюгиной, моей помощницей, мы пригласили нового нашего товарища к себе на квартиру.　

Шел пятый час. Рыбацкое быстро погружалось во тьму. Она наплывала с правого берега Невы. Было очень холодно и ветрено. За поворотом дороги, возле