Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

Солнце совсем низко! Мороз стал сильнее чувствоваться.

– Стой! Стой! Что это там лежит! Человек?.. – Санитар остановил лошадь, прибежал Гайдамакин.

– Гайдамакин, посмотри, что это там? – Он пошел к тому месту за дорогой, где в снегу видно было очертание человека. – Ну, что это?

– Ребенок мертвый. Должно, замерз, родители и бросили его, – сказал он и пошел к своей двуколке.

– Не огорчайтесь, барыня. Война только начинается! Много еще придется повидать страшных вещей! – сказал мой санитар. – Дай Бог, самим бы добраться благополучно.

Мы поехали дальше…

– Барыня, поешьте! У меня есть хлеб и мясо, – предложил мой возница.

– Нет, спасибо, не хочу…

Как быстро стало темнеть! С заходом солнца все затянуло морозной мглой. Теперь мы ехали, едва различая дорогу.

– Сколько еще верст до Владикарса?

– Да кто его знает? Нигде не написано. Надо думать, не очень уж далеко…

Ночь быстро наступила, а с ней туман и такой холод, что, несмотря на мою шубу и теплое одеяло, я начинала стынуть. Мгла все больше и больше сгущалась. Скоро мы не видели впереди себя даже дорогу. Мне приходилось уже ездить в такой мороз за ранеными, но тогда как-то было теплее и уютнее… А мы все едем и едем! И, кажется, никогда никуда не приедем. Мороз совсем сковал мое тело; мне безразлично, что будет дальше. Хочется только лечь и заснуть… Я начала дремать…

* * *

– Стой! Стой! – кричит кто-то вдруг.

Открываю глаза – наша лошадь уперлась в задок какой-то повозки и стала. Что за чудо? Впереди нас ведь не было никого. А теперь справа и слева стояли лошади и фургоны… В тумане слабо светятся где-то огоньки окон.

– Куда мы приехали? Что это, Владикарс?

Позади нас кто-то кричал:

– Сюда, сюда! У кого есть винтовки?..

Кто-то пробежал мимо нас, крича придушенным голосом:

– Ставьте фургоны и двуколки поперек улицы! Да ближе друг к другу! А у кого есть ружья – идите на дорогу!

– Ты что сидишь, с… с…! – вдруг заскрипел он около меня. – Слезай сейчас же! Бери винтовку и иди на дорогу! – Санитар мой слез с сиденья.

– А кто это еще сидит? – показывая на меня, спросил человек с охрипшим голосом. – А! Сестра! Сестра, бегите скорее в избу, турки идут! Вот, в двухстах шагах по дороге за селением. – Он показал рукой туда, откуда мы только что приехали… – Мы делаем баррикаду, будем защищаться.

– Где турки? На какой дороге?!

– Да вот тут, за этими подводами! – Он показал на наши двуколки. – Есть у тебя ружье? – обратился он к санитару.

– Есть!

– Бери его, иди скорее на дорогу! – и он скрылся, точно провалился сквозь густой белый морозный туман.

– Барыня, идите в помещение, – сказал санитар и ушел.

Мимо меня бегут серые фигуры, кто с винтовкой, а кто и без винтовки. Наступила полная тишина… Вдруг вынырнула фигура Гайдамакина:

– Идет их видимо-невидимо! – зашептал он точно в комнате больного. – Приказано соблюдать тишину. Там наши устроили засаду. Всех, у кого есть ружья, собрали и послали туда. Это тут, сейчас за нашими двуколками.

– Откуда они взялись? Ведь мы только что проехали по этой дороге?

– Ох, да если бы не туман, турки нас увидели бы и забрали в плен! Идут прямо на станцию, сюда не сворачивают.

В это время впереди нас слышно кто-то кричит опять:

– Стой! Стой! Назад! Стрелять буду!

Потом в избе говорили, что кое-кто из обозных, стоящих поблизости к выезду из Владикарса, потихоньку удирали в Карс. Кто-то заметил бегство и хотел остановить, но те только прибавляли ходу. Однако немногие бросили и удрали! Большинство остались на месте и приготовились к защите, в том числе и мои санитары. Все они были взяты на учет и посланы на околицу.

После того как ушли мои санитары, наступила тишина. Точно все утонуло в этой морозной мгле. Только лошади переступали с ноги на ногу, стуча металлическими частями, да изредка вынырнет серая фигура солдата и так же быстро и незаметно пропадет…

Я опять стала замерзать. Сон стал меня одолевать… Я втянула голову в воротник, одеяло натянула до самой груди и как могла укрылась. Но холод всюду забирался… Мне не хотелось ни двигаться, ни думать ни о чем. Мне хотелось только спать…

– Барыня, идите в помещение, вы здесь замерзнете! – говорит Гайдамакин, стаскивая с меня одеяло и тормоша…

– Но мне хорошо здесь! Оставь меня, я спать хочу!..

Он насильно стащил меня с двуколки. Когда я стала на снег, то не могла сделать ни шагу: ноги, как деревянные, не слушались меня. Нужно было большое усилие, чтобы двигаться. А когда я пришла в комнату, в которой топилась железная, докрасна раскаленная печь, то пальцы на руках и ногах страшно разболелись…

Изба была полна народа! Большинство толпились около печки, протягивая к огню красные, распухшие руки. Вдоль стен стояли лавки, как и в русских деревнях. На них тесно сидели женщины и мужчины. Некоторые положили головы на узлы и дремали. На полу сложены груды чемоданов, узлов и корзинок всех размеров. В углу, на непокрытом столе, кипел ведерный самовар; на столе стояли мутные захватанные стаканы и чашки с обломанными ручками. Огромный чайник все время переходил из рук в руки. Все наливали себе жидкий чай, пили и согревали о чашки и стаканы руки… За столом сидели только женщины. Тут же была и раскрасневшаяся мадам Штровман. Мужчины подходили к столу, наливали чай и отходили, уступая очередь другому. Из крана капала вода и струйкой стекала под сахар, рассыпанный по столу. На это никто не обращал внимания… Над столом горела висячая лампа с жестяным абажуром. В другом углу, около русской печи, сидели бабы в широких пестрых ситцевых юбках. На головах у них были шали. У одной на руках спал ребенок. Это были, по-видимому, хозяйки дома. Мужиков в избе не было.

Дверь поминутно открывалась, и входили все новые люди с посиневшими от холода щеками и носами. В комнате стоял гул многочисленных голосов. Все рассказывали, и каждый по-своему, как он увидал первого турка…

– Если бы не я – никто бы и не заметил, что турки перед самым носом идут! – говорит какой-то нарядный чиновник.

– Ну что вы! Откуда вы могли их видеть, когда в десяти шагах ничего не видно.

– Кто-то из обозных солдат обратил внимание на черную полосу, которая двигалась в тумане. Прибежал и сказал! Мы пошли на дорогу, смотрим, едут наши двуколки, но сейчас же за ними увидали двигающуюся колонну турок. Они