Кавказская рулетка - Ольга Владимировна Покровская

под доносившийся из динамиков мерный тынц-тынц-тынц, не обращая на клиентов никакого внимания. Собственно говоря, посетителей в этот ранний час и в самом деле было мало. Он поднялся из-за стола и прошагал к бару, стукнув рюмкой о полированную поверхность, привлек внимание нерасторопного бармена и попросил:

– Повтори, пожалуйста!

– Купите мне выпить, а? – вдруг донесся откуда-то слева сонный женский голос.

Он обернулся и увидел рядом с собой какую-то девчонку, по виду почти подростка. Он не заметил ее, потому что девушка наряжена была в какие-то темные, неопределенного цвета разношерстные тряпки – длинную асимметричную юбку, трикотажную просторную кофту, куртку с заклепками, тяжелые черные ботинки. Сидя на высоком стуле она, кажется, дремала, уронив голову на барную стойку.

Он не ответил, и девчонка зашевелилась, приподняла выстриженную какими-то нелепыми прядями разной длины голову и устремила на него пристальный взгляд пронзительно синих, удивительно чистых и глубоких для этакой бродяжки глаз. Впрочем, может, в них просто отразилось апрельское небо.

– Ну купите, что Вам, жалко что ли? – повторила она. – Не видите, трубы горят после вчерашнего!

«Сколько ей лет, интересно? Шестнадцать?» – подумал он, неприязненно разглядывая девчонку. Не то что бы он был моралистом, просто не хотелось, чтобы откуда ни возьмись появился какой-нибудь дотошный мент и принялся выяснять, почему гражданин спаивает несовершеннолетнюю. Сегодня был явно не самый лучший день для объяснений с милицией.

– Маму попроси, пусть тебе купит, – бросил он девушке и отвернулся, принимая из рук бармена коньячную рюмку.

– Ты че думаешь, я малолетка? – фыркнула девица. – Могу паспорт показать, – она принялась рыться в многочисленных карманах своего нелепого одеяния.

– Не надо, – остановил он ее, сделав протестующий жест ладонью. – Верю тебе на слово.

Он заказал девчонке порцию виски. Бармен поставил перед ней низкий граненый стакан. Девушка пригубила напиток и блаженно улыбнулась. Затем посмотрела на него уже куда дружелюбнее. Лицо ее оказалось приятным – каким-то удивительно нежным, полудетским – распахнутые синие глаза, аккуратный чуть вздернутый нос, нежные неяркие губы, изящный очерк скул.

– Вы, может, решили, что я какая-нибудь торчушка? – с вызовом спросила она. – Ничего подобного, я студентка, в МАРХИ учусь. Просто вчера мы с ребятами в клубе оторвались, как следует, а сегодня у меня по нулям…

Он пожал плечами:

– Чего ради, интересно, ты оправдываешься? Мне совершенно наплевать, кто ты – хоть папа римский.

– Ну… так… – пожала плечами она. – вдруг вас потом будет мучить совесть за то, что подтолкнули катящееся по наклонной пропащее существо.

– Это вряд ли, – хмыкнул он.

– Мда… – разочарованно протянула она. – А я сначала подумала, что вы такой – спаситель всех несчастных и угнетенных. У вас вид такой – суперменистый.

Он засмеялся. Слова девицы невольно ему польстили.

– Не надейся, тебя я спасать не буду. Можешь спиваться, сколько угодно.

– Пф, меня и не нужно. О себе я сама позабочусь, – фыркнула она. – А, между прочим, вы-то сами тоже пьете с утра. Или у вас сегодня праздник? День рождения?

– Скорее поминки, – усмехнулся он.

– Ну да, – вскинула брови она. – Для поминок вы пока что-то слишком живой. Хотя, конечно, этот недостаток легко исправить.

Он снова засмеялся – девица определенно была остра на язык.

– Кстати, меня Дина зовут, – она протянула ему маленькую ладонь с коротко остриженными выкрашенными в темно-синий цвет ногтями. Рукав куртки задрался кверху и он заметил, что тонкая рука ее чуть не до локтя покрыта замысловатой татуировкой. – а вас?

– Иван, – ответил он почти машинально, без малейшей заминки. Так привык за прошедшие годы к своему новому имени, то, первое, которым когда-то звала его мать, он уже почти забыл.

По Тверской шагали куда-то ошалевшие от первого по-настоящему теплого весеннего дня люди. Блестя полированными корпусами, проносились машины. Снизу, со стороны Красной площади доносились хриплые крики в мегафон:

– Дорогие москвичи и гости столицы, приглашаем вас на увлекательную экскурсию…

Иван пошел вниз по улице, мимо похожих на громоздкие пласты сливочной помадки домой сталинской эпохи– к подземному переходу. В высоких стеклах витрин магазинов плавились осколки апрельского солнца. Дина зачем-то семенила за ним.

– Ты чего ушел из бара? – пристала она.

– Тынц-тынц-тыцн это достало, в ушах звенит, – объяснил он.

– Ты что, вообще не любишь музыку? – хмыкнула она, спускаясь за ним по ступенькам в переход.

Он обратил внимание, что на ногах у нее смешные полосатые гольфы. Пеппи Длинный чулок! Черт возьми, вот прицепилась!

– Люблю. Только не такую. Джаз, например.

– Пфеее, старперские песенки, – скривилась она. Потом засмеялась. – Вообще-то это я тебя нарочно троллю. Я тоже люблю джаз. Даже одно время пела в джазовом ансамбле. Не веришь? Смотри!

Она метнулась к стене подземного перехода, встала, как обычно стоят уличные попрошайки и вдруг запела сильным, резким, мгновенно разнесшимся по всему подземному коридору голосом:

– Summertime and the living is easy…

Прохожие оборачивались на них, кто-то хмурился, кто-то недоуменно покачивал головой. Он грубо дернул ее за рукав.

– Перестань! Что ты паясничаешь?

– А что? Не понравилось, как я пою? – невинно спросила она.

– Вообще, у тебя на самом деле есть способности, – подтвердил он. – Голос очень сильный.

– Вот! – торжествующе заключила она. – У меня много разных талантов. Только мозгов нет, поэтому я ими, талантами, не умею пользоваться.

Они вышли из перехода на другой стороне Тверской. Иван свернул на Моховую. Дина скорчила рожу стоявшему у дверей Националя швейцару в ливрее с золотыми пуговицами.

– А куда мы идем? – она догнала Ивана и уцепилась за его рукав.

– Мы? – вскинул бровь он. – Я иду по своим делам. А куда ты идешь – я не знаю, – он аккуратно отцепил ее пальцы от своей куртки. – Если хочешь, возвращайся в бар, может, найдешь там какую-нибудь компанию.

– Ну нееет, – обиженно прогудела она. – Мне там одной скучно, а с тобой – интересно, ты мне понравился. К тому же, ты забыл, у меня с баблосом напряги.

– Ты, может, рассчитываешь до такой степени меня достать, чтобы я заплатил тебе, лишь бы ты отвязалась? – раздраженно бросил он.

– Ну, можно и так. – нимало не смущаясь, ответила она. – И много ты заплатишь?

Он порылся в кошельке, протянул ей две стодолларовые купюры.

– Этого тебе хватит?

– Ого! – протянула она, засовывая деньги куда-то в недра своих бесформенных одеяний. – А ты оказывается богатый? Откуда у тебя столько бабла?

– Украл, – буркнул Иван.

– Я так и думала, – с готовностью кивнула она. – Ну ладно, раз я так тебя бешу, тогда пока. Будь здоров!

Она развернулась и пошла по Моховой, обратно в сторону Тверской.

Иван сделал несколько шагов прочь. На противоположной стороне улицы шелестел, подернутый зеленоватой дымкой еще не распустившихся листьев Александровский сад. Позади темнели багряные Кремлевские стены. Фонтаны на Манежной площади взрывались тысячами радужных брызг. Город – нарядный, веселый, только что пробудившийся из-под тяжелого насморочного влажного сна Московской зимы, казалось, смеялся, играл в солнечных лучах. Ему же, после ухода Дины, шумные улицы показались вдруг до странности тихими и пустынными.

«Чего я озлился на девчонку? – подумал он про себя. У меня ведь нет никаких дел на сегодня. Она портит ностальгическое настроение, мешает в последний раз пройтись по любимому городу? Чушь! Когда это ты успел стать таким сентиментальным придурком?»

Резко развернувшись, он быстрым шагом пошел в обратную сторону. Дину он догнал почти сразу. Они и не думала уходить – сидела на каменной тумбе у ограды старого здания МГУ и облизывала мороженое. Наверно, начала уже тратить полученные от него деньги.

Иван подошел к ней, остановился, глядя на девчонку сверху вниз. Она вскинула на него веселые пронзительно-синие, искрящиеся солнечными брызгами глаза.

– Извини, если я повел себя грубо, – скупо сказал он. – Твоя компания меня не раздражает.

– Что, денег пожалел, что ли? – хихикнула она.

– Нет, деньги можешь оставить себе.

– И оставлю, что ты думаешь? Я не щепетильная. Ну что, мир-дружба-жвачка?

Она протянула ему тоненькую покрытую красно-синим узором лапку, поднялась с тумбы и весело зашагала рядом. Они свернули на Воздвиженку, прошли мимо особняка Морозова – в замысловатых арках и витых колоннах, башенках, украшенных каменными кружевами и ракушками. Дина что-то увлеченно рассказывала, вскакивала на ступеньки особняков, разыгрывала свои истории в лицах, принимала смешные позы. Он думал про себя, что давно уже не было у него такого ощущения легкости и свободы – просто гулять по весенним улицам со случайной знакомой, жевать мороженое, смеяться, ни о чем не думать. Он убеждал себя, что это ошибочная легкость, что как раз сейчас ему