Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

«10 октября 1975 года, — записывает Черняев. — Вчера Сахарову дали Нобелевскую премию мира. Что-то будет?.. Создав такой военный аппарат с десятками маршалов, с десятками тысяч генералов и сотнями тысяч полковников, с инфраструктурой военной промышленности, в которой заняты миллионы людей, — не запустить же все это на Луну!.. А в области идеологии еще того хуже… идейную проблему нашего общества не решишь идеологическими средствами. Корень ее в том кадрово-психологическом наросте, который, как кораллы, облепил политическую и экономическую структуру общества и не дает ему дышать, душит, стесняет его, сталкивает в гниющее болото».

Лист верстки дневника Черняева с его правкой (рукописные оригиналы хранятся в зарубежных архивах)

2008

[Архив Горбачев-Фонда]

А вот «репортаж» с одной из государственных дач, где в конце 1975 года Черняев в составе целой команды готовил очередную речь для Брежнева. Присутствовавший там же «лично Леонид Ильич» «рискованно и грубовато балагурил с женщинами (стенографистки, машинистки, врач, сестра, официантки). Те, кто давно с ним, принимали это спокойно, а новые, например, машинистка Валя, терялись спервоначалу. Например, за завтраком: „Ты что губы-то так ярко намазала? Это чтоб не прикасаться к тебе, что ли? Но я ведь не посмотрю…“ Или: рассказывает, наклонившись к соседке по столу — Вике (Виктория — самая давняя при нем стенографистка, женщина лет 30, миловидная, умная): „Не помню, по какому случаю надо было мне очистить желудок. Доктор дает какие-то шарики. Ем два, потом три. Потом горсть — никакого результата. Все в больнице поражены. Но часа через полтора как взорвет, прямо хоть на Луну лети ракетой“».

Между тем: «Андропов представил в Политбюро записку о положении с „диссидентами“. В документе были любопытные данные: за последние 10 лет за антисоветскую деятельность арестовано около 1500 человек… Поразила меня цифра: в стране 68 000 „профилактированных“, т. е. тех, кого вызывали в КГБ и предупреждали „о недопустимости“ их деятельности. Предупреждено вскрытых через „проникновение“ свыше 1800 антисоветских групп и организаций. Вообще же, по мнению Андропова, в Советском Союзе — сотни тысяч людей, которые либо действуют, либо готовы (при подходящих обстоятельствах) действовать против советской власти».

25 апреля 1976 года. «Вчера утром пошел в молочную и булочную. Народу!.. Ворчание-симфония случайной толпы: мол, вот, нет порядка, выходной день, а тут стой в очереди… и продуктов никаких нет… о твороге уж забыли, как он пахнет, и т. д. и т. п. И вдруг над всеми грубый голос мужика лет 40. — А что вы хотите! У нас система такая. Эти бабы (продавщицы) не виноваты. Виноваты те, кто за зеленым забором икру жрут. У них там и творог есть… Толпа в основном поддакивала и благожелательно комментировала.… А я, извиняюсь, член Ревизионной комиссии КПСС, стоял и удивленно помалкивал. Да и что мог сказать, когда у всех остальных „факты на прилавках“».

А вот в марте 1977 года Черняев слушает из зала выступление Брежнева на съезде профсоюзов: «„Шестнадцатый съезд профсоюзов“ оратор упорно называл двадцать шестым… [это порядковый номер съезда КПСС. — Л. Н.] Зал „шептался“, а в президиуме смущенно переглядывались. Когда он подошел к Ближнему Востоку, даже я, который знал текст (читал рассылку за день до этого), перестал что-либо ухватывать. Оратора, видимо, начала охватывать паника. Он еле владел собой. Весь потемнел. Лицо осунулось. С трибуны под гром овации он шел качаясь, не видя перед собой никого и ничего. И в президиуме сел не на свое место».

Июль 1978 года — пленум ЦК по сельскому хозяйству (тот самый, записку для которого готовил Горбачев): «Приводились ошеломляющие цифры, когда колхоз, совхоз, район, целая отрасль сельского хозяйства в области, давая продукции вдвое, втрое больше и перевыполняя планы на 30–40 %, с каждым годом становились все убыточнее… Такое же положение с автотранспортом, удобрениями и проч. „услугами“, которые оказывает селу промышленность. А у колхозов все меньше средств все это оплачивать… Все приветствовали повышение закупочных цен, многие требовали сделать это уже сейчас — под текущий урожай. Но Суслов отнес эти предложения к разряду „несущественных“ и под возгласы аппаратного болота, далекого от всякого сельского хозяйства и всякой совести, проголосовал проект резолюции в целом».

А вот ноябрьский 1978 года пленум, на котором Горбачев был избран секретарем ЦК: «В прениях были любопытные данные. Ястребов (зав. Отделом тяжелой индустрии): Западная Сибирь дает 90 % энергетических ресурсов страны. А там из 250 млрд рублей, отпущенных на жилищное строительство и социальные нужды, освоено всего 34 млн рублей. Бочков (зав. Отделом легкой промышленности): 11,2 млрд рублей потеряно государством на уценке товаров. Симонов: 1/5 времени каждый вагон едет, 4/5 — стоит».

На Секретариате ЦК обсуждается вопрос «О хищениях на транспорте». «Я буквально содрогался от стыда и ужаса… За два года число краж возросло в два раза; стоимость украденного — в четыре раза; 40 % воров — сами железнодорожники; 60 % воров — сами работники водного транспорта; 9–11 тысяч автомашин скапливается в Бресте, потому что их невозможно передать в таком „разобранном“ виде иностранцам; 25 % тракторов и сельскохозяйственных машин приходят разукомплектованными; 30 % автомобилей „Жигули“ вернули на ВАЗ, так как к потребителю они пришли наполовину разобранными… Заместитель министра внутренних дел доложил, что в 1970 г. поймали 4000 воров на железной дороге, в 1979 г. — 11 000. А кого не поймали — сколько их?.. Б.Н. [непосредственный начальник Черняева. — Л. Н.] призывал „мобилизовать массы для борьбы с этим безобразием“, Лапин (председатель теле-, радио), саркастический старик, сидевший рядом со мной, довольно громко произнес: „Ну, если массы мобилизуем, тогда все поезда будут приходить совсем пустыми!“».

Еще один лист верстки дневника Черняева. Если вы вчитаетесь в текст, то увидите, что именно он правил в нем для публикации, и сами догадаетесь, почему

2008

[Архив Горбачев-Фонда]

30 декабря 1979 года… «Наши войска вошли в Афганистан… И никто ведь не возразил — ни члены Политбюро, ни секретари ЦК, ни даже аппарат. Думаю, что в истории России, даже при Сталине, не было еще такого периода, когда столь важные акции предпринимались без намека на малейшее согласование с кем-нибудь, совета, обсуждения. Все — пешки, бессловесно и безропотно наперед готовые признать „правоту“… Мы вступили уже в очень опасную для страны полосу маразма правящего верха, который не в состоянии даже оценить, что творит и зачем. Это даже не отчаянные броски вслепую от сознания безнадежности, а просто бессмысленные инерционные импульсы одряхлевшего и потерявшего ориентировку организма, импульсы, рождаемые в темных