Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький

время вернуться к нашему герою, Публию Элию Адриану. Для него настало время решающего поворота в жизни. И упустить свой шанс он права не имел. Но главное: у него была в этом деле соратница, самый близкий к Траяну человек, его супруга Помпея Плотина, как всегда сопровождавшая императора в походе.

Плотина – человек выдающийся. Одна из самых незаурядных женщин во всей римской истории, пользовавшаяся всеобщим уважением. Редко можно найти другой пример, когда отзывы историков о том или ином значимом человеке были бы столь единодушны. Современник Плотины и её супруга Плиний Младший в своём «Панегирике императору Траяну» писал о ней: «Твоя жена соответствует твоей славе и служит тебе украшением. Можно ли быть чище её! Твоя жена из всей твоей судьбы и славы берёт на себя только личное счастье. Она с удивительным постоянством любит и уважает тебя самого и твоё могущество. Ваши взаимные отношения всё те же, как и раньше, вы в равной степени заслуживаете уважения, и ваша счастливая судьба прибавила только то новое, что вы стали понимать, с каким достоинством вы оба умеете нести своё счастье. Как бережлива твоя жена в частной жизни, как скромна в окружении свиты, как проста в своём обращении! Разве она сама придерживается скромности и молчания не потому, что видит, что вокруг тебя нет ни страха, ни честолюбия, и разве не старается она подражать ходящему пешком мужу, насколько ей позволяют её женские силы! При такой скромности мужа сколько уважения оказывает ему жена, сколько в этой женщине уважения к самой себе!»[219]

Похвальных слов Помпею Плотину удостоил ещё один великий современник – философ Дион Хрисостом[220]. Ему супруга Траяна должна была импонировать своим блестящим интеллектом. Ведь была она высокообразована, славилась как поклонница философии эпикурейства[221].

Дань уважения Плотине отдал Дион Кассий. Так он описал первое появление супруги Траяна в императорском дворце на Палатине: «Когда его жена Плотина в первый раз входила во дворец, то, обернувшись назад, к людям, толпившимся на ступенях, сказала: „Какой я сюда вхожу, такой же я желаю и выйти“. И на протяжении всего правления она вела себя так, что не вызывала ни малейшего упрёка»[222].

Поздний римский историк, писавший в IV веке, Аврелий Виктор дал следующую характеристику заслугам Плотины в царствование Траяна: «Кажется совершенно невероятным, насколько Помпея Плотина содействовала славе Траяна. Когда его прокураторы (финансовые чиновники) стали допускать притеснения в провинциях и клевету, так что, как говорили, имея дело с зажиточными людьми, один начинал с вопроса: „На каком основании это у тебя?“, другой – с вопроса: „Откуда ты это взял?“, третий – со слов: „Выкладывай, что у тебя есть!“, – она упрекала за это мужа, ругая его, что он не заботится о своём добром имени, и так на него воздействовала, что он впоследствии не допускал незаконных изъятий и стал называть фиск (императорскую казну) лианой, от процветания которой хиреют остальные растения»[223].

Идеализировать Плотину, конечно же, не стоит. Её глубокое неравнодушие к Адриану слишком очевидно. Но, похоже, этот роман был у неё единственным. И, отдадим должное обоим, вели они себя так, чтобы не бросить тень на достоинство Траяна. Кроме того, своим пристрастием к мальчикам он невольно толкал супругу в объятия красавца Публия.

117 год стал важнейшим, решающим в жизни нашего героя. И за его столь блистательный итог Адриан должен был благодарить Плотину. Только её.

Как бы предчувствуя печальную судьбу Траяна в начавшемся году, она добилась того, что Адриан из легата при штабе стал полноправным наместником Сирии. Его предшественник получил назначение в Дакию, где у римлян возникли некоторые военные проблемы. Теперь в подчинении нашего героя была группировка легионов. Напомним, что в Сирии традиционно располагались четыре легиона, и значимость этой провинции была чрезвычайно высокой. Плотина не оставляла своих забот о будущем Адриана, и вскоре он был назначен консулом на следующий, 118 год[224]. Эти два назначения и на год текущий, и на год предстоящий должны были вселить в него уверенность, что он будет усыновлён[225]. Но были у него и серьёзные соперники. Известный ритор и философ IV века Фемистий (317–388 гг.), с успехом подвизавшийся при дворе многих императоров и потому наверняка имевший доступ ко многим документам предшествующей эпохи, утверждал, что Траян даже назначил Лузия Квиета наследником своей власти[226]. Решение это основывалось на заслугах Лузия в обеих Дакийских войнах. Добавим сюда его доблесть и решительность в боях с парфянами и повстанцами в Месопотамии, решающую роль в подавлении восстания иудеев на Кипре. Не зря последний великий римский историк Аммиан Марцеллин (330–400 гг.), восхваляя полководца Феодосия, магистра конницы, писал: «Он был подобен из древних – Домицию Корбулону и Лузию; первый из них при Нероне, а второй в правление Траяна прославились многими славными деяниями»[227]. Не забудем, что Лузий Квиет за свои боевые заслуги был назначен наместником Иудеи и получил звание консула… Так что с Адрианом они были на равных… Не стоит забывать и тот факт, что не так давно именно наместник Иудеи Веспасиан создал в Империи свою династию…

Имелся и ещё один опасный претендент: «Было распространено мнение, что Траян имел намерение оставить своим преемником Нератия Приска, а не Адриана, причём многие друзья императора соглашались на это, так что он как-то сказал Приску: „Если со мной случится что-либо, предопределённое судьбой, я поручаю тебе провинции“»[228].

Луций Нератий Приск был другом и ближайшим соратником Траяна с самого восшествия того на престол в 96 году, в 98–101 гг. стоял во главе Паннонии. Важно и то, что Приск был одним из выдающихся правоведов своего времени. Так что это был серьёзный претендент на престол, если, конечно, Траян действительно так его сам позиционировал. Если…[229]

Ходили также и многочисленные слухи, доверия едва ли заслуживающие, но по-своему прелюбопытные: «Многие даже говорят, что у Траяна было намерение, по примеру Александра Македонского, умереть, не назначая себе преемника; многие сообщают, что он хотел послать обращение в сенат с просьбой – в случае, если с ним самим что-либо случится – дать государя Римскому государству, добавив только ряд имён, чтобы тот же сенат выбрал из них лучшего»[230].

Короче, если отбросить совсем уж нелепые слухи, то у Адриана было два незаурядных соперника в борьбе за Палатин. Один – блистательный полководец, без всякого сомнения, лучший военачальник Империи. При этом консул и наместник провинции, то есть, располагавший военной силой…