Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький

необходимостью сохранить Дакию в составе Империи, принял ряд мер по обеспечению её безопасности. В 119 году была укреплена восточная граница провинции по реке Олт. В устье реки Сирет, близ современного румынского горда Галац, была поставлена новая римская крепость с сильным гарнизоном и создана стоянка речной Дунайской флотилии[272].

Турбон, наместник Дакии, проявил себя энергичным и умелым администратором. За годы своего непродолжительного правления он разделил Дакию на две провинции: Дакию Верхнюю (Superior) и Дакию Нижнюю (Inferior). Дакия Нижняя включала в себя территории современных исторических областей Баната, Олтении и юго-востока Трансильвании (Бырсу). Дакия Верхняя включала Трансильванию, рубежи её доходили на западе до Кришаны, на севере до Марамуреша, на северо-востоке до Буковины, а на востоке шли по Восточным Карпатам (Молдова). А в 124–125 годах Адриан образовал в Верхней Дакии особый военно-административный округ – Дакию Поролисскую (Dacia Porolissensis)[273]. Центр округа помещался в городе Поролиссе[274] (совр. румынский город Мойград – И.К.). На севере округ граничил с Марамурешом.

Безопасность римской Дакии и её римского населения обеспечивал расположенный в провинции XIII Legio Gemina – XIII легион Близнецы или Сдвоенный. Его когорты стояли в центральных областях Дакии – в Трансильвании. Дакию Нижнюю и Поролисскую оберегали вспомогательные войска ауксилиарии. То, что на достаточно обширную и пограничную провинцию сочли достаточным один единственный легион с ауксилиариями, говорит о том, что положение Дакии извне не внушало особых опасений, поскольку роксоланы стали клиентелой Империи благодаря решительным действиям войск Квинта Марция Турбона и аккуратно вновь выплачиваемым субсидиям. А опасаться волнений внутри провинции не приходилось. В ней не было покорённого населения, а расселилось своё, римское население. Ну а главная польза новой провинции для Римской империи была в округе, именуемом Амлела, где находился золоторудный центр Дакии, имевший значение никак не местное, но государственное[275].

А теперь вернёмся к нашему герою. Улаживание дел в Дакии совпало с событиями для него крайне малоприятными. Дело в том, что новый политический курс Адриана решительно противоречил политике Траяна. Он возвращал Рим к временам завещания Августа и политической практике Тиберия: Империя достигла пределов своего расширения и никакие новые завоевания ей не нужны. Конечно, при случае можно прихватить какую-либо область, если это не составляет хлопот и не требует серьёзных военных усилий, не грозит разного рода мятежами. Собственно, курс сей соблюдали в той или иной мере все принцепсы, правившие в Риме до Траяна. Некоторое исключение – правление Клавдия, когда усилиями четырёх легионов было начато завоевание Британии. Можно вспомнить и Домициана, при котором легионы под командованием Юлия Агриколы забрались в Каледонию на севере британского острова, да захват во обеспечение лучшей обороны рейнско-дунайской границы Декуматских полей. Траян, решительно вернувшийся к заветам божественного Юлия, казалось, вернул времена великих римских завоеваний… да только вот грандиозный поход на Парфию провалился. А Адриан из этого сделал, думается, единственно верный вывод. Воплощением сего вывода и стал новый политический курс, исходивший из жизненных реалий, а не великих амбиций. Возврат во времена Юлия Цезаря невозможен, а император, царящий на Палатине, не должен бредить великими завоеваниями Александра Македонского. Он должен обеспечивать действительное благо Империи, её многочисленного населения.

Здесь любопытно сравнить двух полководцев, стоявших во главе Империи: Тиберия и Траяна. Первый – безусловно, великий полководец, не потерпевший ни одного поражения, не проигравший ни одной кампании. Он, придя к власти, здраво оценивая военные возможности Рима, прекратил завоевательные войны и перешёл к обороне границ Империи. И дело здесь было вовсе не в завещании Августа. Тиберий много лучше Августа знал и военное дело, и военные возможности государства. В результате его внешняя политика оказалась успешной. Империя прочно и надёжно оберегала свои рубежи, что способствовало и её внутреннему процветанию. Второй – конечно же, знающий и умелый военачальник, взявший новый курс во внешней политике Империи, опираясь не столько на потребности государства и его действительные военные возможности, сколько вдохновляясь славными победами Александра Великого и заветами божественного Юлия. Результат: главная военная кампания провалена. Бесславная осада Хатры как бы поставила точку. Потому действия Адриана и оправданы, и благоразумны, они стали безусловным благом для Империи. Вот только все ли в верхах державных замыслы и дела нового принцепса разделяли?

Здесь, думается, справедливо было бы согласиться с мнением, которое в своё время высказал Эрвин Давидович Гримм: «Гордые маршалы Траяна, из коих многие до сих пор занимали более блестящее положение, чем сам Адриан, по-видимому, остались недовольны тем, что власть перешла к нему и что их влиянию пришёл конец»[276].

Полная смена политики и всего внешнеполитического курса оставляла выдающихся соратников Траяна, его лучших полководцев явно не у дел. Решительные действия Адриана не могли не вызвать у них раздражения, если не возмущения. Ведь отказ от Армении, Ассирии и Месопотамии мог выглядеть в их глазах настоящим предательством наследия Траяна[277]. Причём великого наследия! Ведь в их глазах могла выглядеть проигранной кампания, но не война, да и то из-за мятежей иудейской диас поры. Но ведь мятежи победоносно подавлены. Армия ушла с парфянской территории за Евфрат, но ведь она не разгромлена, даже не разбита! Не забудем и то, что до последнего и разговоров-то об Адриане как о преемнике Траяна не велось. Напомним, что сам император вроде как называл Нератия Приска таковым, наверняка не случайны сведения о Лузии Квиете, что именно он должен заменить уходящего в царство мёртвых Траяна… Да и то, что Адриана в престолонаследники произвели находившиеся при умирающем императоре Плотина, Матидия и Аттиан, едва ли было совершенным секретом. Вспомним, что отец Диона Кассия в бытность свою наместником Киликии доподлинно выведал все подробности этой сомнительной с точки зрения законности истории… Да и Элий Спартиан писал о том же…[278]

Короче, можно уверенно полагать, что почва для возникновения оппозиционных, не исключено – и для враждебных настроений по отношению к Адриану в начальный период его правления конечно же была. Другой вопрос: а вылились ли эти настроения в действительный заговор, жизни нового принцепса угрожающий, либо же всё до поры до времени ограничивалось брожением умов? Или можно говорить лишь о «зародыше» заговора?[279] Ещё раз обратимся к Э. Д. Гримму: «Дошли ли они в своём недовольстве до того, чтобы составить формальный заговор с целью устранить Адриана, мы не знаем; мы знаем только, что четыре консуляра Гай Авидий Нигрин, Луций Публиций Цельс, Авл Корнелий Пальма и Лузий Квиет были казнены в разных местах „по приказанию сената“»[280].

А вот, что