Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький

Другой – близкий друг и соратник умирающего императора, имевший опыт управления провинциями, да ещё и выдающийся правовед… Впрочем, и наш герой своевременно с помощью Плотины обрёл и наместничество, и, соответственно, независимое командование легионами[231]. Но главным преимуществом Адриана над возможными соперниками оставалось нахождение Помпеи Плотины при умирающем Траяне. Плотину поддерживал симпатизировавший Адриану его бывший опекун и земляк Аттиан[232]. Когда Траян в Киликии в городе Селии, позднее переименованной в Траянополь, внезапно испустил дух, процарствовав девятнадцать лет, шесть месяцев и пятнадцать дней, Плотина и Аттиан, можно так сказать, решительно приступили к операции «Преемник». Безусловно, Траян уже был мёртв, когда Плотина сама подписала документ об усыновлении Адриана[233]. Дион Кассий, опираясь на воспоминания своего отца Апрониана, так описывает события, приведшие Адриана к императорскому венцу: «Мой отец Апрониан в бытность свою наместником Киликии доподлинно выведал всю эту историю и среди прочих подробностей рассказывал, в частности, что смерть Траяна скрывали в течение нескольких дней, дабы сначала объявить об усыновлении Адриана. Об этом свидетельствовали также и письма Траяна сенату: они ведь были подписаны не им, но Плотиной, чего раньше она никогда не делала»[234].

Элий Спартиан подтверждает версию Диона Кассия: «Имеется и сообщение о том, что Адриан был признан усыновлённым уже после смерти Траяна интригами Плотины, причём, вместо Траяна слабым голосом говорило подставное лицо»[235].

8 августа 117 года – день официального сообщения о смерти Траяна. Адриан был уже усыновлён, так что проблемы престолонаследия больше не существовало. Близ умирающего в его последние часы находились: Помпея Плотина; Матидия, мать Вибии Сабины, жены Адриана и его, соответственно, тёща; согласно должности, был там и префект претория, командующий преторианскими когортами Аттиан, бывший опекун Адриана. Как мы видим, это всё люди, к нашему герою замечательно расположенные. Да, Адриан не был счастлив в браке с Вибией Сабиной, как, впрочем, и она сама, но с тёщей у него отношения из-за этого не ухудшились. К Матидии он всегда относился с большим почтением. Это общеизвестно[236].

Находился при императоре также и его верный раб, исполнявший обязанности, употребим здесь позднейший термин, камердинера[237]. Но вот именно он и исчез бесследно через три дня после смерти хозяина. Подозревать в организации сего «исчезновения» должно Аттиана, ибо он и в дальнейшем отличился как знаток дела устранения нежелательных свидетелей и возможных недругов[238].

Итак, теперь ничто не могло помешать подтверждению абсолютной законности усыновления Адриана и, соответственно, провозглашению его владыкой Римской империи. Сам Публий в это время находился в вверенной ему совсем недавно провинции Сирия, в её столице Антиохии. Его первоочередной задачей тогда было обеспечение безопасности возвращавшихся из провалившегося парфянского похода римских войск. Накануне дня, когда он был провозглашён императором, если верить Диону Кассию, ему приснился сон, что с голубых небес сошёл яркий огонь, проник в его горло, прошёл по левой, затем по правой его стороне, но вреда не причинил[239].

Глава VI.К симфонии сената и престола

Адриан получил письмо из ставки Траяна за четыре дня до августовских ид (11 августа). Понимая значение этой счастливой вести, он немедленно приказал праздновать «день рождения» своего усыновления[240]. Ещё через два дня пришло известие о кончине Траяна. Теперь уже Адриан решил праздновать день рождения своей власти[241]. Легионы, находившиеся на востоке, немедленно поддержали нового императора. Ведь формально легитимное усыновление делало его преемником Марка Ульпия Траяна совершенно естественно. Слово легионов значило много. Мы помним, что для парфянского похода в восточных провинциях Империи была сосредоточена половина всей римской армии – 15 легионов из 30. Так восточные легионы обеспечили переход высшей власти Адриану, подобно тому, как за 48 лет до этого Веспасиану[242]. Только без гражданской войны. Сам Траян, как мы помним, до прихода к власти опирался на верхнегерманские легионы на Западе. И тоже пришёл к власти благодаря усыновлению его правящим императором Нервой, и также без намёка на возможную гражданскую войну.

Что ж, пусть «довольно тёмная интрига, руководимая, кажется, Плотиной и Матидией, вручила в этих критических обстоятельствах империю Адриану»[243]. Но, как справедливо отмечал великий историк раннего христианства, «выбор оказался очень хороший. Адриан был человеком сомнительной нравственности, но великий государь. Остроумный, понятливый, любознательный, он обладал большей широтой ума, чем кто-либо из Цезарей»[244]. С этим трудно не согласиться. Ведь Адриан в правление Траяна приобрёл немалый опыт административной работы и в больших войнах поучаствовал. Короче, «Адриан был умён, образован и сочетал в себе качества хорошего воина с талантом администратора»[245]. Что особенно важно и что сразу же проявилось, так это признание Адриана армией. Ведь в полутора десятках легионов ни на минуту не усомнились в необходимости провозгласить Адриана императором[246].

Элий Спартиан писал: «Достигнув власти, Адриан стал следовать древнему образу действия и направил свои усилия к тому, чтобы установить мир по всему кругу земель. Ведь не только отпали те народы, которые покорил Траян, но и производили нападение мавры, шли войной сарматы, нельзя было удержать под римской властью британцев, был охвачен мятежами Египет, наконец, проявляли непокорный дух Ливия и Палестина»[247].

Вести со всех концов Римской империи приходили, как мы видим, удручающие, одна хуже другой. Проблемы с воинственными маврами на западной оконечности африканских владений, нападения сарматов на дунайские и новые дакийские рубежи, возможное возмущение гордых бриттов, никак не желающих смирится с римским владычеством. И это вдобавок к кровавым мятежам иудеев в Египте, Киренаике, на Кипре, извечно непокорный дух в Иудее… при этом очевидный провал парфянского похода и бесславный уход легинов из Месопотамии и Армении… «Наилучший принцепс» оставлял преемнику (пусть и не им избранному!) едва ли не наихудшее наследство. И на Востоке ничего не добился, и переброска стольких легионов с запада в надежде завоевать Парфию только ослабила там безопасность римских рубежей, не даровав Риму уже объявленных трёх новых провинций: Армении, Ассирии и Месопотамии, и уж тем более «завоёванной Парфии». Последняя надпись выглядела теперь просто издевательской насмешкой над действительными реалиями конца парфянского похода. В таком положении Адриану неизбежно надо было «следовать древнему образу действия»[248]. Здесь, разумеется, за примером не надо было далеко ходить: в Риме хорошо была известна памятная записка Августа, незадолго до смерти им составленная[249]. В ней он собственноручно, помимо ряда важнейших сведений о положении в державе,