Евгений Онегин. Роман с разбором психолога и литературоведа - Александр Сергеевич Пушкин

Не слышит, слезы из очей

Хотят уж капать; уж готова

Бедняжка в обморок упасть;

Но воля и рассудка власть

Превозмогли. Она два слова

Сквозь зубы молвила тишком

И усидела за столом.

Комментарий литературоведа

XXI. Авроры северной алей…

Аврора – в древнеримской мифологии богиня утренней зари.

XXII. Но ни Виргилий, ни Расин…

Жан-Батист Расин – драматург, один из основоположников французского классического театра. В начале XIX века Расин входил в круг чтения среднего образованного русского дворянина.

XXII. Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека…

Сенека – древнеримский философ-стоик и драматург.

XXII. Ни даже Дамских Мод Журнал…

Речь об известном французском Journal des dames et des modes, который выходил с 1797 по 1838 год и был общеевропейским законодателем мод.

XXII. То был, друзья, Мартын Задека…

Мартын Задека – вымышленный персонаж, якобы живший в XI веке и являвшийся после смерти с пророчествами. Ему приписывали книгу, вероятно переведенную с немецкого, под названием «Древний и новый всегдашний гадательный оракул». В ней описывались разные способы гадания: круги судьбы, волшебное зеркало, чтение по лицу и руке, а также предсказания важных событий в Европе и забавные загадки. Книга впервые вышла в 1814 году. И хотя образованные современники Пушкина считали сочинения Задеки забавной диковинкой, они были довольно популярны.

XXIII. Его с разрозненной Мальвиной…

«Мальвина» – роман в шести частях французской писательницы Софи Коттен.

XXIII. Грамматику, две Петриады…

Две Петриады – ироническое название двух произведений о Петре I: «Петриада. Поэма эпическая, сочинения Александра Грузинцова» (СПб., 1812; второе «перетворенное» издание вышло в 1817 году) и одной из двух поэм: «Петр Великий, лирическое песнопение в осьми песнях, сочинил кн. Сергий Шихматов» (СПб., 1810) или «Петр Великий, героическая поэма в VI песнях стихами сочиненная» Романа Сладковского (СПб., 1803).

XXIII. Да Мармонтеля третий том.

Популярный тогда в России французский писатель.

XXV. Веселый праздник именин.

Именины – это не день рождения, а день памяти святого, в честь которого был назван христианин при крещении. В пушкинское время именины считались чуть ли не важнее дня рождения. По новому стилю мы отмечаем Татьянин день 25 января.

XXV. В кибитках, в бричках и в санях.

Бричка – легкая повозка.

XXVI. С своей супругою дородной

Приехал толстый Пустяков…

На именины к Татьяне Пушкин «позвал» известных в его время литературных героев с говорящими фамилиями, которые уже стали своего рода масками.

XXVI. Гвоздин, хозяин превосходный…

Отсылка к капитану Гвоздилову из «Бригадира» Фонвизина, о котором Бригадирша говорит, что «бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной: так, веришь ли богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее [свою жену], бывало, в чем душа останется, а ни дай ни вынеси за что». Таков Гвоздин-хозяин.

XXVI. Скотинины, чета седая…

Имеются в виду родители Простаковой и Скотинина из «Недоросля». Появление на балу у Лариных 12 января 1821 года персонажей, которые жили в середине XVIII века, не смущало автора. Он вывел их как литературные типы, сохраняющие актуальность для русской провинции и в его эпоху.

XXVI. Мой брат двоюродный, Буянов…

Введение в круг гостей Лариных героя поэмы Василия Пушкина «Опасный сосед» Буянова интересно не только как расширение литературного фона. Пушкин называет Буянова своим двоюродным братом, имея в виду, что его дядя, Василий Пушкин, «произвел на свет» Буянова, а отец поэта, Сергей Пушкин, – самого автора романа в стихах.

XXVII. Приехал и мосье Трике…

Фамилия Трике образована по типу комедийных фамилий французов в русских пьесах XVIII – начала XIX века. Трике (фр. фамильярн. triqué) означает «битый палкой». Бить палкой кого-либо было унизительным оскорблением, такого человека считалось зазорным вызвать на дуэль, а значит, он был исключен из круга порядочных людей. Избиение палкой в качестве наказания полагалось разве что мошеннику или мелкому шулеру.

XXVIII. Мужчины против: и крестясь,

Толпа жужжит за стол садясь.

Места женщин и мужчин за столом регулировались правилами, например местом хозяев. Часто они сидели по разные стороны стола. Но на именинах Татьяны мужчины и женщины расположились с двух сторон. Почетное место именинницы – в центре.

Креститься полагалось, когда гость садился на пододвинутый ему слугой стул, это обозначало начало трапезы.

XXX. Сажают прямо против Тани…

Онегина посадили на место для почетного гостя. Татьяна смутилась, поскольку место напротив нее подтверждало возможность его сватовства.

XXXI

Траги-нервических явлений,

Девичьих обмороков, слез

Давно терпеть не мог Евгений:

Довольно их он перенес.

Чудак, попав на пир огромный,

Уж был сердит. Но, девы томной

Заметя трепетный порыв,

С досады взоры опустив,

Надулся он и, негодуя,

Поклялся Ленского взбесить

И уж порядком отомстить.

Теперь, заране торжествуя,

Он стал чертить в душе своей

Карикатуры всех гостей.

XXXII

Конечно, не один Евгений

Смятенье Тани видеть мог;

Но целью взоров и суждений

В то время жирный был пирог

(К несчастию, пересоленный);

Да вот в бутылке засмоленной,

Между жарким и бланманже,

Цимлянское несут уже;

За ним строй рюмок узких, длинных,

Подобно талии твоей,

Зизи, кристалл души моей,

Предмет стихов моих невинных,

Любви приманчивый фиал,

Ты, от кого я пьян бывал!

XXXIII

Освободясь от пробки влажной,

Бутылка хлопнула; вино

Шипит; и вот с осанкой важной,

Куплетом мучимый давно,

Трике встает; пред ним собранье

Хранит глубокое молчанье.

Татьяна чуть жива; Трике,

К ней обратясь с листком в руке,

Запел, фальшивя. Плески, клики

Его приветствуют. Она

Певцу присесть принуждена;

Поэт же скромный, хоть великий,

Ее здоровье первый пьет

И ей куплет передает.

XXXIV

Пошли приветы, поздравленья;

Татьяна всех благодарит.

Когда же дело до Евгенья

Дошло, то девы томный вид,

Ее смущение, усталость

В его душе родили жалость:

Он молча поклонился ей,

Но как-то взор его очей

Был чудно нежен. Оттого ли,

Что он и вправду тронут был,

Иль он, кокетствуя, шалил,

Невольно ль, иль из доброй воли,

Но взор сей нежность изъявил:

Он сердце Тани оживил.

XXXV

Гремят отдвинутые стулья;

Толпа в гостиную валит:

Так пчел из лакомого улья

На ниву шумный рой летит.

Довольный праздничным обедом,

Сосед сопит перед соседом;

Подсели дамы к камельку;

Девицы шепчут в уголку;

Столы зеленые раскрыты:

Зовут задорных игроков

Бостон и ломбер стариков,

И вист, доныне знаменитый,

Однообразная семья,

Все жадной скуки сыновья.

XXXVI

Уж восемь робертов сыграли

Герои виста; восемь раз

Они места переменяли;

И чай несут. Люблю я час

Определять обедом, чаем

И ужином. Мы время знаем

В деревне без больших сует:

Желудок – верный наш брегет;

И, кстати, я замечу в скобках,

Что речь веду в моих строфах