Путь киновари - Юлиус Эвола

второстепенных элементов. Шлаком были спекуляции, труды и усилия тех, кто в силу непонимания буквально воспринимал символы и совершал физические операции в более или менее беспорядочных экспериментах и опытах, что как раз и можно назвать химией в детской и донаучной стадии. Но подлинные «сыны Гермеса» называли их «сжигателями угля», профанами, которые «привели к упадку» истинную науку.

Что касается второстепенных аспектов, в них могла входить возможность воздействия на материю, — возможно, на металлы, — с целью их трансформации, но совершенно иным способом, нежели способы современной науки и техники, то есть «изнутри» на основе паранормальных способностей, строго обусловленных произведенной внутренней трансформацией, первой и главной целью Искусства.

Уже ввиду этого аспекта стала очевидной неадекватность «психологических» и психоаналитических интерпретаций алхимического символизма. Речь шла не о бессознательных процессах, образах либидо или невольных и вынужденных проявлениях «архетипов» Юнга на нереальном и субъективном уровне человеческого психе', напротив, на основе точного знания описывались операции с реальными силами. Эта перспектива исследования сделала характер моего изложения особенным.

Но кроме толкования алхимического герметизма с инициатической точки зрения я хотел также изложить его с точки зрения одной из двух великих традиционных линий: царской, активной и мужской, противостоящей жреческой или аскетично-созерцательной. В самом деле, в алхимическом герметизме на первом плане находилось практическое требование, примат «искусства» (следовательно, действия), обширный «экспериментальный подход» на уровне духа. Важным было уже само определение этой дисциплины: Ars Regia, то есть Царское искусство. Но прежде всего красноречивы горизонты метода реализации. Согласно всем текстам, алхимическое Великое Делание включает три главные фазы, отмеченные цветами — черным, белым и красным: нигредо, альбедо и рубедо. Нигредо, или работа в черном, более или менее соответствует убийству физического Я, разрыву ограниченности обычной индивидуальности. Альбедо, или работа в белом, — это экстатическое начало, опыт света, однако пассивного характера, из-за чего ее называли также режимом Женщины или Луны. Однако финальная и совершенная стадия — рубедо, или работа в красном, — требует преодоления данной фазы, нового утверждения мужского и господствующего качества, о котором в текстах говорится как о преодолении Женщины, о режиме Огня и Солнца. Красный цвет многими герметическими авторами связывался с цветом царского или императорского пурпура.

Позже, в 1932-м году, я работал над комментированным переизданием в издательстве Laterza труда итальянского герметика XVII века Чезаре делла Ривьера под названием «Магический мир героев» (к слову, посвященную принцу Савойского дома). Кроме весьма важного прямого приравнивания «героя» к герметическому адепту, в этой книге интересна связь итоговой и тайной цели Ars Regia с завоеванием «второго древа жизни», что тождественно преодолению при помощи действия, без титанической или люциферической неудачи, врат того места, из которого, согласно библейскому мифу, Адам был изгнан, дабы не простер свою власть также на древо жизни.

Следовательно, комплекс изученных мной текстов составил ценное свидетельство продолжения традиции (как подземного течения), воплощающей ту частную ветвь изначальной традиции, которая главным образом и привлекала мой интерес — хотя и в контексте цивилизации, в которой стала господствовать религия, которая, как христианство, представляла собой экзотерическую форму. Поэтому, говоря о причинах вышеописанной алхимической маскировки учения, я указал не только на общую и главную причину, из-за которой традиционные «внутренние доктрины» — эзотеризм — всегда будут храниться в тайне, но также на факт реальной противоположности инициатического герметического идеала и христианских религиозных ценностей. Если бы можно было трактовать этот идеал как мистику sui generis, как сотериологическую доктрину возрождения и экстаза (как это пытались делать некоторые), эта предосторожность была бы излишней. На самом деле алхимический герметизм продолжал традицию дохристианской и нехристианской духовности. В этом отношении важна также значительная роль языческой мифологии — боги и их история как символы принципов, состояний и операций Ars Regia.

К. Г. Юнг по своей инициативе отметил мою книгу как один из важнейших трудов по данной теме. Я полагаю, что вплоть до сегодняшнего дня она остается самым полным изложением алхимического герметизма с внутренней и традиционной точки зрения. Книга вышла во втором издании в издательстве Laterza в 1948-м году, и в 1962-м году во французском переводе в издательстве Chacomac, с почти что неизменным текстом — были только добавлены некоторые цитаты. На самом деле документальный материал, присутствующий в книге, был лишь частью того, что мной было собрано из множества текстов: остальным пришлось пожертвовать по требованию издателя.

Через год после выхода «Герметической традиции», в 1932-м году, в издательстве Laterza вышла другая моя книга под названием «Маска и лицо современного спиритуализма», имевшая подзаголовок «Критический анализ главных современных сверхъестественных течений». Эту тему я уже начал разрабатывать в очерках, вышедших в журналах «Л’Италия леттерариа» (L’ Italia Letteraria, «Литературная Италия») и «Ла Торре» в связи с путаницей, вызванной частично невежеством, а частично недобросовестностью всех тех, кто уже в период «Языческого империализма» обвинял меня в том, что я являюсь «теософом», «масоном» и т. п., по причине интереса, продемонстрированного мной к традиционным учениям. Уже Генон признавал необходимость провести точные линии демаркации для защиты этих учений, и в двух из своих первых работ — «Заблуждениях спиритов» (L’Erreur spirite) и «Теософизме» (Le Théosophisme) — обличал заблуждения и путаницу спиритизма и современной теософии, указав на фальшивый характер этих течений. Я последовал его примеру, при этом учитывая и другие современные тенденции и движения.

В этой книге я сознательно изменил уровень изложения. Я хотел обратиться к более широкой аудитории, рассмотрев в первую очередь проблему защиты человеческой личности перед лицом соблазнов и опасностей «сверхъестественного». Моим главным тезисом был следующий: в современную эпоху существует «спиритуалистическая опасность», противоположная «материалистической». Зажатые в тиски материализма, рационализма, практицизма и активизма нынешней цивилизации и более не встречая, с другой стороны, адекватного удовлетворения в господствующей религии, многие наши современники чувствуют, как в них вновь пробуждается неукротимый импульс к «потустороннему», к сверхчувственному, особенно если он основывается на уже пережитом опыте. Эту область почти всегда понимают просто как «сверхъестественное».

Это серьезная ошибка, обусловленная недостатком подлинных принципов. Я вновь обратился к учению, согласно которому человеческая личность со своими нормальными способностями и с опытом физического мира и мира природы, ему соответствующему, занимает промежуточное положение: она находится между двумя противоположными областями, низшим и высшим — субприродным и субличностным с одной стороны, и подлинно сверхъестественным и надличностным с другой. Такие области нельзя понимать чисто теоретически и абстрактно, ибо эти понятия отсылают к реальным состояниям и силам бытия. «Во всем том, что не является природным, существуют две отдельных, более того, противостоящих области», — утверждал я. Отсюда двойная возможность самопреодоления— нисходящего (вниз, к доличностному, субличностному и