Путь киновари - Юлиус Эвола

свободные руки, нужно было заручиться какой-нибудь поддержкой. Так как никто не потрудился уяснить суть дела, вызванный вышеупомянутой полемикой и запретом «Ла Торре» шум привел на некоторое время к закрытию для меня большей части печати того времени и создал мне реноме антифашиста. Я решил самостоятельно и систематически изложить в одном труде все идеи о Традиции, истории цивилизаций и критике современного мира, которые в «Ла Торре» я был вынужден излагать в более доступной форме и в разных приложениях. Так родилась моя главная работа «Восстание против современного мира». Отойдя от хронологического порядка этой обзорной ретроспективы, уместно будет указать на интересный момент, последовавший за изданием «Ла Торре».

В фашистской среде имелись люди с характером, впавшие в немилость по причине того, что изобличали неблаговидные дела более могущественных и влиятельных фашистских иерархов. Одним из них был Джованни Прециози. У него отобрали неаполитанское издательское объединение «Меццоджорно» (И Mezzogiomo, «Полдень»), и он был вынужден ограничить свою деятельность своим старым воинственным ежемесячным журналом «Вита итальяна» (Vita Italiana, «Итальянская жизнь»). Однако Прециози мало-помалу вновь обрел доверие Муссолини, предоставившего «Вита итальяна» своего рода неприкосновенность: в этом журнале Прециози мог высказываться свободно по отношению к любой фигуре. Его также боялись из-за его таинственного архива, чье содержание, как говорили, содержало компрометирующие материалы на всех известных людей как недавнего прошлого, так и сегодняшнего дня. Оставшийся в своей душе верным — почти что в феодальном смысле — Муссолини, Прециози был свободным, храбрым, лояльным и по-настоящему честным человеком. Немного позже он объединился с Роберто Фариначчи — человеком, занимавшим при фашистском режиме особое положение. Будучи секретарем партии в достаточно критический момент, он также пользовался заметным уважением за свою храбрость и за силу характера, совершенно не намереваясь перенимать угодливое поведение почти всего окружения дуче. Этот человек также впал в немилость из-за того, что выставил в невыгодном свете брата Муссолини, обнародовав информацию о подозрительных занятиях миланского руководителя партии, которому тот покровительствовал. Однако он сохранил влиятельное и автономное положение, и его газета «Реджиме фашиста» (Regime Fascista, «Фашистский режим») считалась самой «ортодоксальной» газетой того времени после «Пополо д’Италия» (II Popolo d’ltalia, «Народ Италии»).

Итак, Прециози заметил «Ла Торре», а о бандитах и торгашах фашистского режима, которых мы атаковали, он был прекрасно осведомлен. Он предложил мне сотрудничать с «Вита итальяна» и впоследствии свел меня с Фариначчи. Произошло чудо — в последнем я встретил своего «святого покровителя». Нынешнее систематическое и тотальное поношение всех фигур прошлого, естественно, не пощадило и Фариначчи. Я смело могу сказать, что он был честным и храбрым человеком. Тот, кто был вместе с ним, мог быть спокойным — его не предадут, его будут защищать до последнего, если его дело правое: Фариначчи имел доступ непосредственно к Муссолини, что было крайне важным. Кроме того, Фариначчи признавал пределы своей компетенции и видел во мне человека, который мог внести вклад в ту интеллектуальную революцию справа, которая входила в устремления одного из фашистских течений. Он принял мое предложение вести в его газете особую страницу с подзаголовком «Вопросы духа в фашистской этике». В ней я был абсолютно свободен, будучи лично ответственным за ее содержание. Доверяя мне, Фариначчи дал мне неограниченную власть. Ему было неважно, что я не вступил в партию и не собирался этого делать. Так свершился парадокс: на этой странице я отстаивал те же «традиционные» ценности, которые только и могли соответствовать высшим возможностям «фашистского» движения — но та же самая деятельность, осуществлявшаяся мной в «Ла Торре», наделала столько переполоха и обеспечила мне славу антифашиста. Пусть не в своей бурно полемической части ad hominem, весьма сократившейся, но «Ла Торре» воплотилась вновь в одном из бастионов фашистской «ортодоксии», обладая на сей раз защитной грамотой.

Эта страница в «Реджиме фашиста» выходила много лет. Все началось, если я правильно помню, в 1932-м году и продолжалось во время войны. Почти в каждом номере я предоставлял слово иностранному автору, выбранному из среды правой европейской политики и культуры. Так там появились, например, Гонзаг де Рейноль, сэр Чарльз Петри, принц К. А. Рохан, О. Шпанн, Э. Додсворт, Ф. Эверлинг, монархический депутат Рейхстага, А. Е. Гюнтер. Рене Генон авторизовал перевод своих работ или отрывков из своих книг в форме статей— в первое время под псевдонимом Ignitus, позже под своим именем. Здесь появился даже известный еврей Вольфшкель из группы Стефана Георга. К ним добавились некоторые мои бывшие соратники по «Ла Торре» — немногие представители более или менее «традиционной» и аристократической мысли Италии.

Это была еще одна уникальная в своем роде попытка в среде того времени. Это был призыв, ответ на который, однако, в целом оказался совершенно отрицательным. Здесь уже не было сторонних помех: членство в партии для меня (и для Фариначчи — это, должен признаться, его заслуга) роли не играло; было нечего бояться; к тому же сотрудничество вознаграждалось. Несмотря на это, отклик был минимальным, и постепенно у меня возникли трудности с получением пригодного для публикации материала — отбор материала был строгим, чтобы гарантировать единую общую ориентацию.

Отсутствие отклика, который бы создал настоящее течение, частично могло быть вызвано местом публикации, мало приспособленным для такого действия — политическая газета вместо журнала, посвященного культуре. Но эта глухота была также показательной для так называемой «фашистской культуры», имевшей на самом деле крайне жалкий вид. «Революция» в Италии всего лишь облекла властью некоторые политические структуры. Даже в области политики она остановилась на полпути и не выработала целостную, систематическую, лишенную компромиссов доктрину государства. Здесь не место говорить о том, что в фашизме могло бы принять традиционный характер (представляя собой не столько нечто новое, сколько частную адаптацию идей, являющихся частью великой европейской политической традиции), а что в нем было упадочным («тоталитаризм» вместо «органического государства», претензия на массовый характер режима, диктаторски-бонапартистский культ личности Вождя, корпоративизм, остановившийся на полпути, и попытка преодолеть классовый разрыв, созданный марксизмом в промышленности и экономике, при помощи малоэффективной бюрократической надстройки, гротескный и нахальный педагогизм так называемого этического государства Джентиле, и так далее). Но в области культуры в собственном смысле «революция» была просто шуткой. Чтобы стать представителем «фашистской культуры», нужно было записаться в партию и отдавать формальную и конформистскую дань дуче. Прочее было относительно неважным. Муссолини как-то сказал, что партийный билет сам по себе не наделяет умом. Однако нужно подчеркнуть и противоположное: обладание умом само по себе не имеет ничего общего с духовным воспитанием того рода, к которому стремился фашизм. Вместо