Медицинские сказки от врача-реабилитолога. Как болезнь меняет судьбу пациентов, а реабилитация помогает стать счастливыми - Мария Панова

неделю стало получше. Но говорить не могла – задело речевые центры в мозге, плохо понимала. А главное – ничего сама не делала, хоть была сила в руках и ногах, будто напала на нее двигательная немота. Врач сказал мужу больной непонятное слово «апраксия». Объяснил, что переведут в реабилитацию, будут заново учить сидеть, ходить, говорить, пользоваться ложкой. Да, и в туалет ходить. Это для здорового мозга просто, а для больного – целая наука, снять, простите, штаны, только когда села на унитаз, а не сразу, как встала с постели, так еще ведь и добраться до нужной комнаты, включить свет, открыть и закрыть дверь! Он волком посмотрел на врача: «Избавиться от нее хотитэ поскорее, прэкрасно понимаю». Врач не ответила. Привыкла.

В реабилитации с первого дня учили больную сидеть: повернуться на бочок, ножки вниз, оперлась рукой, а теперь садись. Она не понимала, путалась в нехитрой этой последовательности, смотрела растерянно. Врач, другая уже, строго и тихо говорила: «Я помогу. Но ты должна сама». И она снова тренировала эту последовательность, запредельно трудную, словно аксель на катке для новичка, раз за разом. Через день встретила врача, сидя на постели. Выучила. К вечеру того же дня сделала первые шаги. Потом шепотом произнесла свое имя. Имя врача. Утром, выспавшись, одолела десять предложений рассказа о своей семье. Двое детей, доктор, хочу поскорее к ним.

Она встала на ноги в две недели. Домой уходила сама, не опираясь даже на мужа. Благодарила врача, сестричек, санитарку, инструкторов. Улыбалась. Спешила к детям. И только муж остался недоволен: чего такая слабая? Как по дому будет шуршать? Хоть вторую жену в дом бери.

На прощание взглянул на врача строго: «Нэ-до-ра-бо-та-ли». Врач промолчала. И про себя поблагодарила высшие силы, что явно вовремя вмешались в этот случай. Хоть медицинское и Богово – разные вообще-то ведомства.

Сказка о том, как одна из трех подруг раком заболела

Они дружили втроем много-много лет. Точная цифра стиралась из памяти, как часто бывает у людей за восемьдесят: «Дай бог памяти, Петровна, когда мы сюда переехали-то? В шестьдесят пятом? Тогда и познакомились…»

Да, всем троим старушкам было сильно за восемьдесят: Татьяна, Зоя, Валентина. Они вместе создавали ту самую уютную атмосферу типичного двора в провинции, поливая бережно оберегаемые бархатцы и гортензии в своем палисаднике. Утром и вечером в теплое время года любили сидеть втроем на лавочке. Семечки уж давно не грызли, лет двадцать как не стало зубов, но ничего, все равно хорошо сидели, разговаривали обо всем. Давление, спина болит – дело известное, а когда и ноги совсем не ходят – тогда как быть? Делились рецептами – кому носки шерстяные помогали, кому мазь. Молоко опять подорожало, а пенсию не прибавили. Тем для разговоров было много, много было и времени – все трое были без мужей, дети приезжали иногда, еще реже видели внуков, у Валентины даже правнук был, а у Зои – две правнучки…

Все шло своим чередом, пока однажды подруги не были буквально сбиты с ног ужасной новостью. У Татьяны обнаружили рак. Начало кровить вдруг, откуда не должно кровить у пожилой женщины. Та спохватилась, побежала к гинекологу. Давно не была, это правда. Да кто ж в ее года регулярно к этому доктору ходит? Климакс почти сорок лет назад наступил, мужа нет, а значит, как бы нет и этой сферы женского организма, которая называется «гинекологической». Выяснили быстро. И трех недель не прошло, как Татьяна сидела в гулком коридоре онкодиспансера, будто ударенная этим диагнозом, что не означал ничего хорошего, и пыталась ухватить хоть одну мысль в своей голове за хвост, но все они ускользали куда-то, а перед глазами стоял почему-то комплект одежды с туфлями, который она давно уж приготовила себе и положила в комод – известно зачем… Стало быть, пригодится скоро эта одежда? «Как бог даст, – сказал врач, – сами все должны понимать». Что должен был дать бог восьмидесятишестилетней женщине, Татьяна представить не могла. Разве только – уйти без боли, без мучений. Да вот еще на закаты летние посмотреть, сидя на их с Зоей и Валей лавочке во дворе дома. И чтоб пахло горечью бархатцев.

Подруги узнали о болезни Татьяны первыми. Зоя замолчала, Валя засуетилась: «Куда же ты теперь, Тань? К детям надо переезжать, чтоб помогали. Сама-то сколько еще протянешь?» Татьяна не знала, сколько протянет, но ехать никуда не собиралась. Здесь ее дом, да и в силах она пока что. Поликлиника рядом. И до онкодиспансера рукой подать, тоже хорошо. Валя примолкла, и тогда заговорила Зоя: «Татьяна, уезжай. Нечего нас, старых, этой заразой испытывать. Оно ж, известное дело, заразно. Зачем нам в одном подъезде с зараженной жить? Я раком заболеть не хочу. Валентина тоже. Мы еще на правнуков посмотреть хотим, пожить, сколько отпущено. Не обижайся, как есть говорю. Нечего тебе здесь делать». Татьяна встала с их лавочки, которую они до гладкости отполировали своими байковыми халатами за эти годы, и молча ушла к себе в квартиру. «Бес попутал двух старух, не иначе. Давление поднялось, в голове затуманилось, наверное. Вот и несут всякую чепуху», – думала Татьяна.

Через неделю до Татьяны донеслись отголоски шума по подписанию петиции по выселению больной раком Татьяны Никитичны Л. из ее квартиры. С петицией этой важно ходила из подъезда в подъезд Валя. Она точно не знала, как правильно писать такую бумагу, но была уверена, что в ЖЭКе разберутся, люди грамотные. Собрала пятнадцать подписей в пользу выселения Татьяны из квартиры. В связи с высокой заразностью рака. И низким, ослабленным иммунитетом соседей, что готов впитать чужой рак, словно губка, и вырастить его заново на благодатной почве организма Зои или Вали.

В ЖЭКе петицию почему-то не приняли. Но старушки не сдавались. Они принялись писать в разные инстанции о своем бедственном эпидемиологическом положении. Рядом ведь живет, считай, что чумная мышь – побежала, хвостиком махнула, и начался в доме мор. Так думали Зоя и Валя. И еще двенадцать жителей дома, которые, хоть и проходили в школе биологию, из нее помнили только что-то смутное про тычинки и пестики у цветов, да про зеленый горошек, который без конца сажал какой-то чешский монах. Его Лысенко наш потом еще громил на всех углах, и поделом. Нечего в законы природы с линейкой лезть, оно ведь таинственно и непредсказуемо все. «Рак – он, говорят, от плохих затаенных чувств бывает», – говорила Валя вечером, глядя на