Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России - Ника Марш

Проститутке из хорошего заведения следовало выглядеть отлично, поэтому на питание владелицы не жалели средств. Нанимались квалифицированные повара, нередко заказывались деликатесы. Десерты тоже пользовались спросом, и их приобретали в немалом количестве. Держали также и икру. При первых признаках простуды «бабочку» отправляли на покой – она не должна была заразить товарок или клиентов. Худые, со впалыми щеками, болезненного вида молодые женщины не могли обслуживать мужчин в домах первого разряда. Требовалось источать ароматы духов и быть похожими на сдобные булочки.

Женщины из борделей часто посещали бани. Они отправлялись туда в компании себе подобных, редко поодиночке. Намывшись, приобретя яркий румянец на лицах, проститутки возвращались в заведение, готовые к вечерней встрече новых гостей.

Но были дни, когда проститутки не могли принимать клиентов. Естественный ход жизни никто не отменял! Приход менструации воспринимался с досадой, негодованием, ненавистью. Ведь тогда девушка «простаивала». А если работала на себя, не в публичном доме, и у нее не очень-то хорошо складывалось с клиентами, приходилось идти в ломбард и закладывать имеющиеся колечки да цепочки, чтобы прожить дни или заплатить за квартиру.

«Я заложила две свои цепочки, – писала проститутка Эмилия Телье русскому критику Николаю Добролюбову, – все, что у меня было! У меня начались месячные, и я не могла выйти»[72].

Любопытна статистика продолжительности работы публичных домов: в среднем от одного года до пяти лет. Обычно за этот срок накапливались жалобы и проступки хозяек. Ведь действительно ограничений было очень много! Например, в публичном доме не должны были жить дети. Ни владелиц, ни работавших девушек. Однако – и это очевидно! – в результате занятий проституцией периодически рождались младенцы. И куда же их девать молодым женщинам?

В первую очередь пытались пристроить к родственникам. Выдумывались несуществующие мужья, или же семейство девушки в деревне рассказывало о брошенном (или осиротевшем) ребенке давних знакомых или сослуживцев. Второй путь – отдать малыша в приют. Существует несколько живописных полотен, на которых молодая женщина с печальным лицом отдает ребенка в сиротское заведение. Обычно, разбирая такие картины, критики и искусствоведы говорят о бедности, о невозможности позаботиться о малютке… Еще одну причину сдать ребенка на попечение к чужим людям озвучивают редко: мать – проститутка. Она не может одновременно качать малыша и заниматься своим ремеслом.

Утром 4 октября 1850 года на крыльце театрального парикмахера, Антипа Григорьевича Стрепетова, нашли маленькую девочку в корзинке. Малышка громко плакала – она провела на холоде несколько часов. Мужчина решил оставить подкидыша у себя, воспитал ребенка и дал имя. Полина Антипьевна Стрепетова выросла и стала известнейшей театральной актрисой. Правда, переохлаждение сказывалось всю жизнь – здоровье у Стрепетовой было очень хрупкое, и болела она чаще, чем другие люди. Никто так никогда и не узнал, кто родители Полины Стрепетовой – поговаривали, что к ее рождению могла быть причастна актриса Глазунова и заезжий офицер, но эта версия никаким образом не подтверждалась. Вполне возможно, что на крыльцо к парикмахеру Антипу Григорьевичу малышку подбросила как раз какая-нибудь проститутка.

С проблемой «куда деть детей» сталкивались и сами «мамки». Организацией притонов занимались женщины от 35 лет. То есть у них к тому времени практически наверняка были дети. Конечно, в реалиях XIX века женщина становилась матерью часто до двадцати лет. Однако на этом ее материнская роль не завершалась. По сути, женщины рожали вплоть до наступления климакса. Например, московская дворянка Екатерина Львовна Мальковская 7 февраля 1825 года родила дочь, названную Любовью. Потом у нее появились и другие дети, а самый младший сынок, Петенька, в 1846 году. То есть старшей сестре на тот момент исполнился 21 год! Она сама уже была невестой! Навскидку еще один пример. Рязанская дворянка Варвара Александровна Лихарева, 1813 года рождения, в 1836 году дала жизнь дочери, которую назвали Анной. А вот ее младший сын, Павел, появился на свет 28 мая 1855 года. Так что женщина 35 лет, вопреки распространенному мнению, старухой никак не была. Она еще рожала. Зачастую одновременно от бремени разрешались обе: мать и ее старшая дочь.

Если «мамка» не могла держать при себе детей, то как ей следовало поступать? Тогда женщина должна была или нанимать для ребенка отдельную квартиру, или тайком селить его в публичном доме, боясь разоблачения. Чтобы обезопасить себя, прикинуться, будто бы они оказались там случайно и вообще сняли комнату, не подозревая об истинном предназначении заведения, разрешение на открытие дома получали на чужое имя.

Эта практика являлась весьма распространенной. Женщина, чей возраст, положение или другие обстоятельства не позволяли выступать в роли хозяйки дома терпимости, могла оформить бордель на имя горничной. Или сестры. Или любого другого лица, с которым удавалось договориться. Подлинная же владелица играла роль экономки или жила по чужому паспорту.

Итак, мы оставили «бабочек» сразу после того, как они приняли ванну или побывали в жаркой парильне. Затем наступал черед иных приготовлений – макияжа, причесок, нарядов… В некоторых дорогих борделях для помощи проституткам приглашали специальных куаферов. Они старательно возводили сложные прически, помогали накладывать на лицо румяна, доставали мушки. В XIX веке мода на черные кусочки бархата на лице уже изжила себя, но ведь «бабочки» нередко представали перед посетителями в образах ушедших эпох. В парижских дорогих борделях был немалый спрос на «Марию-Антуанетту», в петербургских – на эпоху Екатерины II (то есть практически тот же период). Нередко девушки появлялись перед клиентами полностью одетыми, даже чересчур строго для подобного заведения. По внешнему виду они ничем не отличались от невест, жен и сестер посетителей. Иногда хозяйки заставляли персонал выбирать роли. Амфитеатров в «Марье Лусьевой» рассказывает о девушке-горничной, которой до того шел ее костюм с белым фартуком, что именно в таком образе она и стала являться перед клиентами.

«Две женщины с первого этажа, Луиза по прозвищу Кокотка и Флора по прозвищу Трапеция (она немного хромала), играли каждая свою роль: Луиза была Свободой и всегда завернута в национальный флаг, а Флора была таинственной испанкой – в ее волосы было вплетено ожерелье из монет, которые позвякивали при каждом шаге. Впрочем, они обе выглядели как поварихи, разодевшиеся к карнавалу. Похожие на самых обычных женщин, не слишком красивые, не уродливые, они производили впечатление двух служанок с постоялого двора, и в порту их прозвали «две собачки»[73].

Для привлечения клиентов в борделях могли устраивать маскарады и карнавалы, рядились в самые немыслимые костюмы – от египетских цариц до великих княжон. Изысканная публика предпочитала женщин с манерами и воспитанием (хотя бывали и прямо противоположные запросы – на грубость и даже нахальство), купцы – полных, упругих и крепких молодых женщин. Впрочем, солидные торговцы в бордели захаживали редко, а вот их сыновья, выросшие уже в период семейного благоденствия, а не первоначального накопления капитала, становились заядлыми любителями.

Николай Павлович Рябушинский, представитель династии промышленников, получил домашнее прозвище Николаша и рано заставил отца разочароваться в себе. Этот веселый малый, коллекционер и прожигатель жизни, больше всего на свете любил удовольствия. Николаша захаживал на выставки и организовывал свои (он занимался живописью и многие считали, что у него явный талант), а еще любил кабаки и бордели. Повстречав в одном сомнительном заведении певичку Фажетт, молодой человек поселил ее на роскошной вилле «Черный лебедь» и осыпал бриллиантами. К моменту, когда случилась революция, Николаша растратил практически все, что имел, после чего уехал в Париж, где устроился на работу антикваром.

Ролевые игры – где девушки по желанию клиента играли какую-либо роль – тоже становились рядовым явлением для публичного дома. Девушку в венке из флердоранжа и белой фате можно было встретить в доме терпимости так же часто, как в церкви. На «невест» спрос был устойчиво высоким.

В заведениях старались угодить взыскательным господам и придумывали разнообразные способы для утоления похоти. Например, пользовались успехом зеркальные комнаты. В них стены увешивали зеркалами, отчего создавался эффект присутствия на оргии со множеством участников. Разумеется, подобные сеансы обходились дороже обычного соития. Ведь требовалось вернуть затраты на обустройство! Устраивали и «турецкие сеансы», – а попросту, более высокооплачиваемые интимные услуги, – задействовавшие сразу несколько девушек.

Обычно проститутку выбирали на месте, но могли ангажировать заранее, заплатив вперед (например, назначив сеанс на определенный