Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России - Ника Марш

Наблюдения Гиляровского тесно перекликаются с картиной, которую можно было лицезреть, например, в далеком Верхнеудинске. Там в трехнедельный срок закрыли дом терпимости Молдовара, чьи служащие (вышибалы и другая прислуга) устраивали драки с работниками соседних домов и даже позволяли себе стрельбу средь бела дня! Разумеется, столь дерзкое и совершенно неприкрытое поведение вызвало недовольство, последовали жалобы, аресты виновных и ликвидация борделя.

В Курске шесть лет каторжных работ присудили «мамке» Гапонцевой, когда стало понятно, что она управляла нанятыми проститутками и охранниками, чтобы тихонько опустошать кошельки подвыпивших клиентов. Причем Гапонцева оказалась дважды виновной: во-первых, занималась кражами и мошенничеством, во-вторых, ей исполнилось только 27 лет. То есть, согласно положению из «Правил», она не имела права руководить домом терпимости.

Громкое преступление произошло в марте 1907 года в одном из борделей Казани: развязный и громкий посетитель был убит служащим заведения. Причем из мести! Оказалось, что таким образом возмущенный брат отомстил за обесчещенную сестру, Заиду. Девушка работала проституткой, о чем до поры до времени никому не следовало знать.

«Неужели в Казани были публичные дома?» – удивленно спрашивали меня читатели, когда я рассказывала эту историю в своем блоге. Почему-то в сознании многих людей не уживаются два явления: мусульманский город и бордели. Но я уже приводила примеры из османской Турции, где тоже существовали дома терпимости. Кроме того, Казань с XVI века являлась неотделимой частью России. Соответственно, и законы на нее распространялись все те же, что действовали в других губерниях. И да, публичные дома в XIX–XX веках находились и там.

В описываемый момент Казань была весьма крупным городом со 130 тысячами жителей. Там находились университет и духовная академия, многочисленные купцы торговали товаром. Почтенные матери семейств отправляли в гимназии детей, а мужья, служащие в конторах, старались проявить себя перед начальством с самой лучшей стороны… Но была у города и изнанка, «дно». Заведения «желтобилетниц» охотно распахивали двери для посетителей и принимали в качестве наемных работниц девушек из маленьких деревень.

Заида приехала в Казань из Сибирчей. Первым в большом городе освоился брат, так что девушка последовала за ним. Известно, что оба они до совершеннолетия воспитывались в доме дяди, и по какой-то причине не захотели оставаться у него более (или им аккуратно намекнули, что пора бы пойти собственной дорогой). Так или иначе, Заида прибыла в Казань в твердой уверенности, что найдет работу и обеспечит себе кусок хлеба.

С девушкой произошла классическая история «сманивания» – сначала ей предложили устроиться горничной, а потом уже определиться, стоит продолжать носить фартук или лучше перейти в иную категорию работниц. В шелковых халатах и туфельках на восточный манер. Уборкой Заида занималась недолго и в итоге пополнила ряды проституток в заведении Сайфуллина на Ново-Песочной улице. Это было действительно очень дорогое гнездо разврата. Принимали там состоятельных гостей.

А как же брат, спросите вы. Он узнал, чем занимается сестра? Представьте себе, да! По одной из версий, Вахид Сафин сам толкнул девушку на порочный путь. Он промышлял в Казани мелким мошенничеством, играл в карты и, наконец, крупно влип. Ему требовалось столько денег, сколько честно работающая горничная могла получить за 150 лет изматывающего труда. Любопытно, что последовало за этим – Вахид Сафин устроился работать в тот же дом терпимости, где продавала себя его сестра. Они договорились, что парень будет присматривать за Заидой, оберегать от клиентов, не внушающих доверия…

У них был план: скопить денег, расплатиться с долгами и, возможно, открыть лавку. Их родные находились далеко и не могли проверить, чем занимаются молодые люли. Небольшая сумма денег, которую отправляла Заида из «жалованья», должна была убедить дядю, что племянница устроилась в Казани и волноваться не о чем. Так и продолжалось, пока в заведении Сайфуллина не появился… земляк Сафиных.

Его фамилия была Мустафин – выходец из разбогатевших крестьян. Выгодно продав товары в городе, тот решил весело провести досуг. Ему указали на лучший публичный дом, где он не без удивления встретил Заиду и Вахида.

– Я прошу вас ни о чем не рассказывать! – умоляла девушка.

А чтобы крестьянин был сговорчивее, даже предложила ему денег… Но Мустафин, оказавшийся в Сибирчах, не смог сдержаться от желания почесать языком. С каким веселым хохотом он рассказывал, что девушка из хорошей семьи, благовоспитанная барышня «пошла по желтому билету»!

Онемевшие от ужаса родственники Сафиных отказывались верить. Но Мустафин отлично описал Заиду. Все сходилось.

Несколькими месяцами позже та отпросилась на несколько дней, чтобы навестить семью. Ее не пустили на порог. Семья считала, что проститутка – хуже, чем умершая. Отныне дорога домой для Заиды и ее брата оказалась закрыта навсегда.

Предательство Мустафина разозлило Вахида. Он рвался отомстить, но что мог сделать? Да и Заида умоляла его не совершать глупостей… Теперь оба знали, что их судьба связана с Казанью. Или с другим городом, куда они уедут, когда смогут заработать и освободиться…

Вышло так, что в марте 1907 года крестьянин Мустафин вновь совершил визит в казанский дом терпимости, где работала Заида. Увидев обидчика, Вахид не смог сдержаться и схватился за нож. В один миг все произошло, и поздно было что-то предпринимать – говорливый земляк лежал мертвым. В том же месяце газета «Казанский телеграф» напечатала сообщение о происшествии. Вахид на суде не скрывал, отчего решил убить Мустафина: вступился за сестру, которую опорочили на родине из-за болтливого крестьянина. Смягчающим обстоятельством это не признали, и Вахид Сафин был осужден. Он отправился на каторгу. История Заиды обрывается на этом моменте.

Жизнь проституток всегда была во многом связана с криминальным миром. Одни соприкасались с ним против воли, другие становились его частью, приспосабливались к новым условиям и даже учились извлекать выгоду и удовольствие. Кому-то нравилось наблюдать за падением других, а кто-то сам охотно способствовал чужому падению. Выживали сильнейшие. Как и везде.

Глава 3. Повседневная жизнь дорогого публичного дома

«У нее была маленькая, веселая комнатка с голубыми обоями, бледно-голубым висячим фонарем; на туалетном столе круглое зеркало в голубой кисейной раме, на одной стене олеографии, на другой – ковер, и вдоль его широкая металлическая кровать.

Женщина разделась и с чувством облегчения и удовольствия погладила себя по бокам, где сорочка от корсета залегла складками. Потом она прикрутила фитиль в лампе и, севши на кровать, стала спокойно расшнуровывать ботинки.

Рыбников сидел у стола, расставив локти и опустив на них голову. Он не отрываясь глядел на ее большие, но красивые ноги с полными икрами, которые ловко обтягивали черные ажурные чулки.

– Что же вы, офицер, не раздеваетесь? – спросила женщина. – Скажите, дуся, отчего они вас зовут японским генералом?»[69]

Заведение, описанное Куприным, принимало гостей до самого утра.

Изысканные ароматы духов, красивые женщины и изящная обстановка считались приметами дорогого заведения. В публичных домах такого типа принимали публику состоятельную. После театра и закрытия ресторана сюда съезжались мужчины в цилиндрах и фраках. Некоторые садились за карточную игру, другие сразу выбирали себе одну из множества хорошеньких проституток, каковые спускались из отдельных комнат в большую общую залу.

Имена у них были вычурные, придуманные: Клотильда, Ванда, Ирма. Когда герой Куприна спрашивает настоящее имя у партнерши, та со смехом признается, что зовут ее Настей. Но такое имя никуда не годится, ведь оно похоже на кухаркино… Кухарка не могла обслуживать гостей в фешенебельном публичном доме. Ей место на грязных задворках Цветного бульвара. Хозяйки модных заведений старались держать марку изо всех сил.

Публичные дома делились на три разряда: в самых дорогих за один визит можно было оставить от пяти до семи рублей, и туда пускали до четырех часов утра. Второй разряд подразумевал плату в два-три рубля (позже – пять) и ограничивал допуск тремя часами ночи. Пятьдесят копеек брали в борделе третьего разряда и приглашали гостей до часу ночи. Но внутри домов терпимости существовали и другие расценки на услуги. За 15 рублей можно было пригласить нескольких