Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России - Ника Марш

Чтобы открыть публичный дом, требовалось разрешение от полиции. Запрещалось делать это на улицах, где располагались церкви, вблизи учебных или воспитательных заведений. Расстояние в 150 саженей вымеряли тщательно, но нарушения все равно бывали! 29 августа 1914 года в газете «Кубанские ведомости» опубликовали сообщение о закрытии дома терпимости, который содержал Нестор Баиадзе. На самом деле он был владельцем меблированных комнат под общим названием «Якорь», но в дешевых номерах размещались преимущественно проститутки. Двойное нарушение заключалось в том, что заведение находилось поблизости от Александровского реального училища… Притон закрыли, а Баиадзе выслали с Кубани.

Часто дома терпимости возникали рядом с врачебно-полицейским комитетом. Знал бы царский стольник, тюменский воевода Никифор Колобов, что его фамилией назовут переулок в Москве, где разместится заведение, учитывающее проституток! Издревле в тех местах находилась стрелецкая слобода, где селились служилые люди. Но в XIX столетии в Третьем Колобовском работал комитет. И в шаговой доступности стали множиться дома терпимости – так проще и удобнее получать разрешительные документы.

Красные фонари возвещали о присутствии борделя. Но перворазрядные выглядели солидно, больше напоминая видом хороший мужской клуб. На самом деле, посетители таких домов не всегда искали именно интимных утех. Они находили законное место для встреч, обсуждения важных вопросов, даже деловых сделок. Присутствие красавиц являлось приятным дополнением, дорогим антуражем. К тому же в домах первого разряда девушки были обучены не хуже гейш: многие говорили на иностранных языках, читали литературу, ходили в театры и могли поддержать разговор на любую тему. Заплатив за вход, иной посетитель просто коротал время до утра, общаясь с нужными ему людьми. Попутно разливалось шампанское, приносили угощение…

Захаживали туда и представители знати, и банкиры, и купцы. Обитатели жилых зданий, находящихся поблизости, от такого соседства воротили нос. И их можно было понять. Во-первых, у квартала появлялась ненужная дурная слава. Кто же хочет жить в шаге от порока! Во-вторых, стоимость жилья поблизости от борделей сразу падала. Участок или дом рядом с приютом «ночных бабочек» мог обойтись покупателю раза в три дешевле, чем аналогичный в другом районе. Постепенно кварталы «освобождались» от солидного соседства, поскольку люди предпочитали переезжать. Например, в район Арбата, где никогда не открывали публичных домов.

Подобное тянулось к подобному, и на одной улице могли расположиться сразу три-четыре борделя, каждый со своей клиентурой и особенностями. У многих девушек, работавших там, имелись постоянные клиенты. Считалось приемлемым, что проститутка из дома высшей категории обслужит за сутки не более шести человек. Во второй – не более 12. А вот низшего разряда бордели использовали женщин без малейшей жалости. Там доходило до 20 и более посещений на одну «бабочку».

В дорогом борделе порой объявляли настоящие торги за… девственность молодой особы. Проводили аукцион. Сначала новенькую красиво презентовали будущим покупателям – наряжали в шелка и кружева и показывали «издалека». Следовало разбудить любопытство. Заполучить девушку, пожелавшую расстаться с невинностью в доме терпимости, считали редкой удачей. Иногда кандидатка попадала в «бабочки» из прислуги, иногда была родственницей кого-то из уже работавших женщин. В таком случае ставки поднимались, и на подготовку «свежего товара» уходило время.

Сценариев существовало два: в одном случае девушка была совершенно неопытной и невинной и действительно первый раз оказывалась с купившим ее мужчиной. Тогда она совершенно ничего не умела, но это как раз и требовалось покупателю. С нею он переносился в пору юности или представлял себя роковым соблазнителем… В другом – несколько месяцев проходила выучку в борделе и предоставляла интимные услуги без конечного процесса. Но право «сорвать цветок», как поэтично говорили в средневековом Китае, тоже стоило дорого.

А случалось и откровенное надувательство. Возможно, вам покажется удивительным, но имитировать невинность научились еще в XIX столетии. Правда, для этого требовалась помощь хорошего медика: функцию девственной плевы выполнял бычий пузырь. Его кусочек вшивался непосредственно перед процессом «дефлорации». А чтобы все казалось предельно натуральным, в нужную минуту девушка должна была раздавить маленький пакетик с кровью. Правда, проделывать такой фокус можно было лишь в том случае, если девушка с бычьим пузырем прибыла издалека и в городе ее не могли опознать. Иначе заведение рисковало репутаций – конфуз вышел бы знатный. Про фокусы с невинностью хорошо знали и те, кто покидали пределы публичного дома и выходили замуж (такие случаи встречались, хотя и редко).

Правилами оговаривалось – учащиеся и несовершеннолетние допускаться в дом терпимости не могут. Однако этот принцип нарушался повсеместно. Во-первых, в публичные дома нередко приходили солидные мужчины, которые приводили туда сыновей для приобретения первого сексуального опыта. Во-вторых, определить возраст иного посетителя было крайне сложно. Считается, что Антон Павлович Чехов лишился невинности в публичном доме в возрасте 13 лет в Таганроге. Конечно, юношу видно сразу – по лицу, голосу, повадкам. Однако же рослые и крепкие, особенно те, у кого рано начала проявляться растительность на лице, могли ввести в заблуждение иную хозяйку.

Регулярная интимная жизнь считалась необходимой для поддержания мужского здоровья. Вот поэтому, когда в начале XX века в Гродно закрылись все публичные дома, губернатор сетовал: «Несомненно… это поставит в ненормальные условия жизнь войск обширного Гродненского гарнизона»[70]. Владелицы борделей говорили о том же: отсутствие возможности удовлетворить потребности приведет к большим проблемам! От проявления насилия до роста, в том числе нервных, заболеваний. Но общество оказалось настроено категорически против борделей – власти тонули в жалобах неравнодушных горожан, считавших происходящее мерзким развратом и невозможным попустительством. Слухи о том, что делается в домах с красным фонарем, множились и преувеличивались. Складывалось впечатление, что помимо работниц известных заведений, все прочие отличаются кристальной чистотой и безупречной честностью…

Публичные дома часто вызывали любопытство у тех, кто в них никогда не был. Женщины высшего общества часто возмущались падением нравов и клеймили проституток. Но – будем честны – они же с интересом заглянули бы в дом терпимости. Так благовоспитанная миссис Мид в романе Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», узнав, что ее муж и другие мужчины их круга побывали в борделе Белл Уотлинг, спрашивает супруга: действительно ли там плюшевые диваны, хрустальные люстры и прочая роскошь?

О том, как жили в публичном доме проститутки, пишет Чехов в рассказе «Припадок».

«Барышня в польском костюме с белой меховой опушкой подошла к нему и села рядом с ним.

– Симпатичный брюнет, что ж вы не танцуете? – спросила она. – Отчего вы такой скучный?

– Потому что скучно.

– А вы угостите лафитом, тогда не будет скучно.

Васильев ничего не ответил. Он помолчал и спросил:

– Вы в котором часу ложитесь спать?

– В шестом.

– А встаете когда?

– Когда в два, когда в три.

– А вставши, что делаете?

– Кофий пьем, в седьмом часу обедаем.

– А что вы обедаете?

– Обыкновенно… Суп или щи, бифштекс, десерт. Наша мадам хорошо содержит девушек»[71].

Итак, девушки из борделей довольно поздно вставали и начинали день. Ведь заканчивался он только под утро. Если же был запланирован визит врача, то подниматься приходилось чуть раньше, подстраиваясь под медика. Несмотря на важность процедуры, пусть вас не обманывает ее тщательность! Подсчитано, что в пору расцвета продажной любви врач в среднем тратил на одну проститутку всего 52 секунды.

Часто девушки просыпались с больной головой из-за похмелья. В таком случае хозяйки снабжали их лекарствами – чтобы они не пропустили новый вечер визитов.

Но в целом пьянство считалось большим пороком, и употреблявшую без меры проститутку старались как можно скорее «сплавить» – отдать в другой дом, избавиться от проблемы. Пьянствующая становилась ненадежна: могла пропустить смену, нахамить гостю или просто не понравиться клиентам из-за непотребного состояния. Так же стремительно «мамки» старались перепродать тех, кто заявлял о намерении покинуть публичный дом.

Хотя формально их нельзя было неволить и следовало давать свободу, даже если за ними числился долг, на деле выходило не совсем так. Хозяйка всеми силами старалась не допустить освобождения рабыни и часто шла на хитрость. Придумывались дополнительные долги или штрафы, девушку могли запугивать или же ей просто сообщали: теперь тобой распоряжается другая «мадам». Девушка переезжала в иной