Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

Высвобождать злобную сущность здесь, под землёй, среди наполненных смертью кувшинов, парящих камней и обращённых в золотые статуи несчастных сквалыг, Яромир не планировал. Не собирался даже. Зачем рисковать? Куда лучше привезти горшок в Холмы, а уж там Снеженика придумает, как усмирить демона и безопасно извлечь косы. К тому же… кто знает, может они и так сработают. Без извлечения.

— Иногда ты меня поражаешь, мелкий, — проговорил Марий и как-то странно глянул на него.

Яр философски пожал плечами, и двинулся вниз. Спускаться по висящим в воздухе ступеням оказалось сложнее, чем подниматься: того и гляди оступишься и кубарем полетишь в пропасть, аккурат на торчащие пещерные наросты.

Синегорка ждала внизу. Меч свой она оставила на дне колодца, а потому держала наизготове кинжал, смотрела во все глаза и прислушивалась к каждому шороху. Истая тигрица перед прыжком.

— Ну, как? — спросила, едва его завидев.

— Порядок, — откликнулся Ледорез.

— Где Дэв?

Яромир выразительно похлопал по завёрнутой в ветошку крынке.

— О, как! — удивилась Синегорка. — А я уж думала, он пещеру нам на головы обрушит.

— Не в этот раз.

Богатырша хмыкнула, покачала головой и сунула кинжал за пояс.

— Уходим?

— Да, — кивнул Яромир и двинул туда, где золотые статуи тянули руки к чёрному бриллианту.

— Как-то всё подозрительно просто… — протянул Марий, шагая следом.

Яр с сомнением глянул на друга. Просто? Серьёзно?

Они отыскали колодец среди пустыни, спустились на дно, едва не утонули в подземном озере, чудом попали в пещеру Чудес, разгадали смертельно-опасную загадку и выкрали кувшин с демоном.

В каком месте, разъети конём виверну, это просто?

— Печенью чую, не ладно здесь, — не унимался Полумесяц. — Прямо дрожь пробирает.

— Не нагнетай, — буркнул Яромир.

— Чего? — окликнула Синегорка.

— Ничего. — Он бросил короткий взгляд на Мария и добавил, обращаясь к богатырше: — Держи ухо востро.

Воеводица кивнула. Они прошли дальше.

— Мне кажется, или золочёные бедолаги стояли не так тесно? — проговорил Полумесяц, и Яр, мысленно матюгнувшись, признал: призрак прав.

Тьфу, ты, погань! Ещё и место узкое — никак не обойти.

Ледорез глянул на богатыршу. Заметила? Заметила. Насторожилась. Положила руку на кинжал. Глазами показала: тихо!

Они крались, как лисы по курятнику, ступая осторожно, лишь бы никого не зацепить. Когда оказались в самой гуще, показалось, будто одна из статуй конвульсивно дёрнулась. Потом шевельнулась другая. С хрустом повернула золочёную башку третья, и…

Статуи кинулись на них. Хотя «кинулись» — громко сказано: медленные, тяжёлые и неповоротливые, они двигались с великим трудом и шевелились, будто их разбил паралич. Но легче от этого не становилось — один удар золотого кулака мог превратить физиономию в кровавое месиво, а в груди проделать дырищу размером с барсучью нору.

Синегорку едва не схватили, но она ловко вывернулась из смертоносных объятий и от души ударила кинжалом под рёбра. Снизу вверх. Так, чтоб наверняка. Острое лезвие царапнуло грудину, но… золотой засранец даже не вздрогнул. Богатырша не растерялась, перехватила кинжал и засадила золочёному в глаз. Без толку: металл скрежетнул о металл, не причинив никакого ущерба.

— Им хоть бы хны! — крикнула она.

— Вижу. — Яромир сам успел полоснуть парочку заторможенных чудил.

Эх! Жалко кувалды нету…

— Ну, вот. Теперь всё как надо! — радостно выдал Марий, когда очередная статуя атаковала. — Чуйка не подвела.

— Иди ты со своей чуйкой к бабаю! — выцедил Яр сквозь зубы и нырнул под летящий в рожу кулак. Медленные по первости, статуи заметно ускорились.

— Возможно, позже, — парировал призрак и тут же рявкнул: — Осторожнее!

Яромир увернулся, а золотой болван слепо врезался в сотоварища. И тут до Ледореза дошло…

— Они что… не видят нас?

— Похоже на то.

Яр сообразил мгновенно. Кое-как ухватил Синегорку и рванул назад, к парящим ступеням. Туда, где зияла чернотой бездонная пропасть.

— Ты что задумал? — воскликнула богатырша. — Выход в другой стороне!

«Через них нам не пробиться, но они слепы, и это наш шанс. Заманим их в ловушку. Забирайся на камни», — мог бы сказать Яр, но вместо этого коротко рявкнул:

— Лезь!

И она полезла. Ловко и быстро Синегорка прыгала с одной ступени на другую, Яр поспевал за ней, а золотые болваны с завидным упорством карабкались следом. Получалось у них плохо: они толклись, мешались друг другу, промахивались мимо камней и срывались в пропасть. Один за другим. Снова и снова…

— Чудесное зрелище, — изрёк Марий, наблюдая за болванопадом. — Даже как-то успокаивает.

Яромир косо глянул на товарища и пинком спихнул парочку особо ретивых вражин в бездну. Третьего, издав громкий боевой клич, столкнула Синегорка.

— Вроде кончились… — проговорила она, силясь отдышаться. Коса её растрепалась, и чёрные взмокшие пряди упали на лицо. Щёки разрумянились. Грудь часто вздымалась.

— Красавица… — вздохнул Марий. — А как свежует тушканов! М-м-м…

Яр фыркнул и пошагал вниз. Синегорка не заставила себя ждать.

— Преслава теперь вся извелась, — сказала, переступая с камня на камень. — Наверное, места себе не находит.

«Главное, чтобы сюда не рванула», — подумал Яромир, а вслух неопределённо угукнул.

— Когда рыжий шельмец примчался в лагерь и поведал, где простыл твой след, она всхорохорилась, как последняя визгопряха. Грозилась в Гиблостепи пешком пойти, представляешь? Пришлось взять её, бедовую, с собой. И чего такого она в тебе нашла? Хотя задница, не спорю, хороша! Эй, наёмник… Ты чего?

Яр не ответил. Он не слышал ни слова. С ним говорил огромный сияющий чёрный бриллиант на золотом постаменте…

Глава 24

— Ты лишний… — шептал камень. Его голос казался бесконечно знакомым и родным, зовущим, тёплым, как уютное меховое одеяло зимней ночью. — Ты лишний здесь. Среди живых тебе нет места. Ты никому не нужен. Ты и сам это знаешь. Чувствуешь.

Внутри бриллианта пульсировало чёрное пламя. Оно манило, и Яр тянулся к нему каждой частицей души. Измученной. Истерзанной. Израненной и бесконечно уставшей.

— Ты заслужил покой, — к зову добавился шум прибоя. Пещера Чудес исчезла, а вместо неё появился берег. Море лизало белый песок, а солнце ласково глядело с пронзительно-ясного голубого неба. — Заслужил отдых.

Отдых…

Отдых от тревог, забот, печалей, бесконечного чувства вины, ночных страхов, кошмарных воспоминаний. Отдых от жизни. Вот, что нужно.

— Я могу