Непрожитые жизни. Патологоанатом о своих буднях в детском отделении - Татьяна Александровна Хитрова

Минут 10 я подробно показывала, как нужно исследовать органы грудной полости, правильно взвешивать их и измерять количество патологического выпота.

Слизистая трахеи с бронхами были тусклыми, а легкие – со множественными мелкоточечными кровоизлияниями под плеврой. Водная проба была положительной, конечно же, ведь ребенок прожил полтора месяца.

Тонким зондом я показала патологические отверстия в сердце, откуда шли сосуды. Не изымая сердца из грудной полости, я спросила:

– Откуда в норме у нас должна отходить аорта?

– Из левого желудочка.

– А здесь она откуда отходит? Свет мне только не загораживайте, пожалуйста, и не макайте халат в кровь. – Я приподняла сердце, показывая его заднюю поверхность.

Студенты склонились, перешептываясь.

– Как будто правее, непонятно, из обоих желудочков сразу?

– Да, частичное смещение аорты вправо, ее еще называют «аорта-всадник». Если бы полностью аорта была смещена вправо, мы бы назвали это декстрапозицией аорты, «декстра» – «правый». Давайте считать, сколько всего мы здесь видим. Суженное устье легочной артерии, дефект межжелудочковой перегородки, дефект межпредсердной перегородки, аорта-всадник, гипертрофия правого желудочка. Как назовем это все вместе?

– Пентада Фалло! – радостно ответили несколько человек.

– Ну что за умная группа, все знаете, даже удивить вас нечем, хотя я попробую.

В брюшной полости нас ждали новые находки, которые выглядели как после побоища, с многочисленными кровоизлияниями и тромбами – явно прослеживался ДВС-синдром. Мне уже не терпелось рассмотреть все под микроскопом. При вскрытии желчного пузыря я обнаружила неожиданный сюрприз.

– Консистенция желчи вязкая, цвет болотно-зеленый, стенки тонкие, а вот что нас ждет внутри, – я аккуратно полила из черпака содержимое пузыря водой и показала лежащий на ладони малюсенький желтый камень, – крошащийся мягкий конкремент, диаметром 0,3 сантиметра. А кто поймет, что это?

Я показала на левое подреберье, где был виден большой фиолетовый орган.

– Почка?

– Нет, почки сзади, в поясничной области, это селезенка, но, интересно, что вы еще тут видите, присмотритесь. Чуть выше раз, левее – два и то, что вросло в поджелудочную железу, – три.

– Какие-то опухоли?

– Это три добавочные доли селезенки. Кстати, они могут быть и у здоровых людей, и люди даже никогда не узнают об этом: жить это не мешает.

Неизгладимое впечатление на студенток произвела крошечная матка с яичниками, в одном из которых была огромная киста.

– Такая маленькая, а сколько проблем во взрослой жизни, – удивлялись они.

– В том-то и дело, что проблем быть не должно, сильный болевой синдром, который мешает жить и приводит к обморокам, – не норма. Каждые полгода обязательно нужно водить себя на техосмотр своих репродуктивных органов, – в очередной раз напомнила я. – А также на пальпацию молочных желез. Если не позволяют финансовые возможности, то хотя бы проводите самодиагностику.

– Ага, я так однажды себя исследовала, нащупала какое-то уплотнение, а у врача оказалось, что я просто нашла у себя ребро, – хихикнула студентка.

В полости черепа я показала, как выглядит отек мозга, а также обнаружила аплазию мозолистого тела.

– Вы были правы, еще один отсутствующий орган, – сказала я заведующей и повернулась к студентам. – Здесь должна быть такая мягкая продолговатая структура, соединяющая полушария, но ее нет вообще, поэтому добавляем в симптомы еще и агенезию мозолистого тела, то есть дефект развития, при котором изначально данный орган не сформировался.

Я еще раз прошлась по списку на стикере и подытожила:

– Предварительный диагноз. Основное заболевание – синдром Патау, Q91.7. Множественные пороки развития, аплазия тимуса, мозолистого тела, добавочные доли селезенки, кистозное расширение яичника, полидактилия обеих конечностей, пентада Фалло. Все остальное я распишу позже, когда проведу уже гистологическое исследование. – Я кивнула на банку с формалином, заполненную материалом.

– А зашивать тоже будете вы?

– Нет, этим занимаются наши прекрасные санитарки. И одевают перед выдачей всех тоже они. Меня дальше ждет куча скучной бумажной работы.

– Спасибо за такую наглядную и подробную демонстрацию. Занятие окончено, не толпимся тут, а возвращаемся в кабинет! О, сейчас пришлю фото! Встретимся на КИЛИ.

Я перепроверила все записи лаборантки, переоделась и вскоре тоже поднялась назад к коллегам, где поделилась впечатлениями от случая. Показала фото, обсудила, что может быть на микропрепаратах.

Мне было очень приятно разделять свой энтузиазм с теми, кто тоже интересуется патологиями, хотя видел их явно не в первый раз.

Вечером я получила сообщение в блоге: «Было приятно встретиться с вами вживую!» Я сначала даже не поняла, где именно меня видели, учитывая, что после работы Киря сначала повез меня в кафе, а вечером мы сходили на тренировку в спортзал. Оказалось, одна из студенток давно читает мой блог, а сегодня увидела меня в деле. Мир тесен. Перед сном я снова прокручивала пережитые события и где-то на краю сознания выхватила давно забытые воспоминания.

Перед пятым курсом я поехала в Сербию на стажировку в психиатрическую больницу, которая была чем-то средним между приютом для оставленных детей с различными патологиями и хосписом с паллиативным отделением.

Хоспис был разделен на сектора, в А было детское крыло, там находились дети примерно от 5 до 18 лет, у которых были тяжелые формы ДЦП, синдромы Дауна, Клайнфельтера, Тернера и Прадера – Вилли. Отдельный корпус был для инвалидов-колясочников с задержкой внутриутробного развития. Эта поездка произвела на меня неизгладимое впечатление и оставила после себя массу вопросов, на которые я так и не нашла правильных ответов, ведь у каждой медали всегда есть две стороны. И ведь я была всего лишь наблюдательницей, а не родителем, который принял сложное решение оставить ребенка в той больнице. Где проходит граница между этикой и здравомыслием? Что является актом милосердия: не допустить страданий изначально, сделав аборт, или позволить жизни появиться, пусть даже ненадолго, но существование это будет невыносимым? Дети с тяжелыми формами ДЦП и ярко выраженными проявлениями хромосомных аномалий имели серьезные проблемы с физическим и умственным развитием, что порождало вопрос о том, будет ли их жизнь в таких условиях полноценной?

Действительно ли любая жизнь лучше забвения? Этично ли сохранять жизнь и прикладывать усилия для обеспечения максимального комфорта, зная, что ребенок никогда этого не то что не оценит, а даже не осознает, что и кто для него делает.

За месяц моей практики я видела больше 30 семей, которые приезжали на выходные проведать детей. Некоторые родители посещали хоспис вдвоем, а кто-то брал с собой здоровых детей. Я видела глаза тех, кто понимал, что это последняя встреча. Проще откупаться ежемесячными взносами,