Отравительницы, куртизанки, анархистки. Дело о ядах и другие истории знаменитых преступниц - Марк Лефрансуа

на преступление. И хотя несколько экспертов признали их вменяемыми, доктор Лорж, которого пригласила парижская префектура полиции, напротив, заявил, что девушки страдали истероэпилепсией или даже ранней деменцией. В конце концов, их нельзя судить, пока не будет проведена повторная психиатрическая экспертиза.

Однако суд не удовлетворил его требование. Несмотря на то что материалы дела отличались скудностью, а обвинение с защитой смогли найти и пригласить очень мало свидетелей (учитывая, что у двух сестер отсутствовали социальные связи), процесс продолжился.

Когда их провели к скамье подсудимых, публика удивилась, насколько похожи между собой «вырывательницы глаз», как теперь их называла молва. Первой шла Лея. Она была небольшого роста, скромно одета во все черное, лицо было измождено, но даже так она больше смахивала на девочку из приюта. За ней следовала Кристина, она была выше, суровее, куталась в светлое пальто, постоянно держала руки скрещенными на груди, а глаза либо жмурила, либо устремляла в пол.

Первые вопросы председателя Боше старшая сестра не удостоила ответом, ограничившись лишь кивками, чтобы подтвердить свои предыдущие слова. Были пересказаны события их детства и дальнейшей жизни вплоть до того трагического дня. На допросах Кристина утверждала, что профессия горничной ничуть не хуже любых других, что она не хотела уходить от своих работодателей и даже чувствовала себя у них как дома, хотя они держали дистанцию между собой и прислугой. Да, эта семья сохранила некоторые буржуазные привычки, не осознав, что времена изменились. Единственное, что их объединяло со своими работницами, это вера: они вместе посещали мессу и молились. Наконец, председатель обобщил обстоятельства двойного убийства, основываясь на рассказе Кристины, постепенно дополненном ею в процессе допросов.

Когда мадам Ланселен вернулась, ее встретила Кристина с оплывшей на тарелке свечой. Удивленная хозяйка дома выразила свое недовольство очередными неполадками с электричеством и отвернулась, чтобы снять перчатки. Кристина, выронив свечу, схватила жестяной кувшин и так сильно ударила хозяйку по голове, что проломила череп. Та набросилась на служанку, вцепившись ей в волосы. Завязалась драка, и мадам Ланселен упала.

Именно Кристина приказала Лее вырвать женщине глаза, пока та пыталась встать. Сначала Лея несколько раз ударила ее головой об пол, а затем пальцами резко вытащила глаза из глазниц. В это время Кристина расправилась с Женевьевой, которую постигла та же участь, и подбрасывала в воздух вырванный глаз, позднее обнаруженный у подножия лестницы. Затем они дали волю ярости, пустив в ход молоток и ножи. «Как вы могли совершить подобное?» – задал вопрос председатель. На что Кристина ответила просто: «Я не знаю». Может быть, она говорила искренне, а может, защищаясь, пыталась убедить всех в своем безумии. Но к этой идее обвинители относились с подозрением, поскольку от них не укрылось, как слаженно действовали сестры.

Затем допросили Лею, которая тоже не отличалась разговорчивостью. Она отрицала, что испытывала ненависть или что-то подобное к своим работодателям, а также говорила, что сестра не оказывала на нее влияния (хотя все доказательства говорили об обратном). Но она признала, что вырвала глаза мадам Ланселен и искромсала тело Женевьевы. Больше Лея ничего не сообщила.

В качестве свидетелей выступили комиссар Намюр, прибывший на место преступления, и доктор Шартье, рассказавший подробности о телесных повреждениях. Затем начались «психиатрические дискуссии», которые так ждала защита. Доктор Шутценбергер, директор психиатрической больницы в Туре, взялся доказать, что эти две девушки полностью в своем уме. Он полагал, что приступ гнева, побудивший Кристину совершить преступление, не являлся патологией. Так что он напрямую утверждал, что сестры психически здоровы. Затем взяли слово доктор Баррук и доктор Трюэль, и они полностью согласились с выводами коллеги. Но молодой врач Раймон Леже, работавший в ле-манской тюрьме, рассказал, что прошлой весной Кристина страдала от приступов ярости и странных сновидений, и добавил, что уверен: она не ломала комедию. Однако следующие приглашенные свидетельницы (подвергшаяся нападению надзирательница, а также сокамерница Кристины, уже освободившаяся к тому времени Люси Тессье) заявили об обратном.

Наконец пришел черед доктора Лоржа, заявившего следующее: «Учитывая, с каким исключительным, чудовищным, сложным для понимания поступком мы имеем дело, я думаю, у нас нет права при попытке объяснить некоторые обстоятельства убийства полностью исключать ни эпилепсию, ни бредовые идеи преследования (которые подтверждаются показаниями непосредственных свидетелей), ни психосексуальные отклонения с садизмом». Он поставил психическое здоровье сестер Папен под столь серьезное сомнение, что при оценке их поведения этот фактор было нельзя не принимать во внимание. Даже врачи, придерживавшиеся другой точки зрения, не могли не признать, что он отчасти прав. Тогда второй адвокат, мэтр Шотам, запросил еще одну психиатрическую экспертизу. И хотя гражданский истец, представлявший месье Ланселена (тот не присутствовал на заседании), не возражал, обвинение отказало в просьбе. Процесс завершился.

Настало время прокурору и защите выступить с речью. Генеральный прокурор, мэтр Рижан, строил обвинение по отчетам государственных психиатров, даже не рассматривая возможность подвергнуть их сомнению. Он просил наиболее строгой меры наказания, а именно каторги для Леи и смертной казни для Кристины. Что касается защиты, то Жермена Бриер пыталась добиться смягчения приговора, а Шотам – признания невменяемости. Поскольку убийство действительно произошло, они не могли рассчитывать на оправдание, но отложить судебное разбирательство на время, пока идет новая экспертиза, было реально. Вердикт вынесли около полуночи. 12 присяжных выбрали сторону прокурора. Кристину приговорили к смертной казни, а Лею – к десяти годам принудительных работ.

По возвращении в тюрьму, в ожидании, пока подготовят камеру смертников, Кристину поместили в лазарет. Она ничего не ела с того дня, который предшествовал суду. Вечером на нее надели смирительную рубашку. 1 октября сестер посетила Жермена Бриер, предложив подать кассационную жалобу. Лея согласилась, а Кристина – нет. Также она отказалась от встречи с тюремным священником.

Но все же Кристина Папен избежала смерти. 23 января 1934 года президент Лебрен подписал указ о ее помиловании, заменив казнь на пожизненное заключение. Когда ей сообщили эту новость, она не сумела сказать ничего, кроме «спасибо». В тюрьме она встретилась с сестрой, которую не видела с 1 октября, но, казалось, не узнала ее. Кристину навестила мать, но та ее тоже не узнала. Она замкнулась в собственном мире.

Виолетта Нозьер

Виолетта Нозьер была единственным ребенком в самой обычной семье. Отец, Батист Нозьер, будучи внуком крестьянина и сыном пекаря, страстно увлекался железными дорогами и в возрасте 16 лет устроился наладчиком в Compagnie des chemins de fer Paris-Lyon-Méditerranée[31] (PLM). Позднее, поднимаясь по карьерной лестнице, он стал кочегаром и, наконец, машинистом паровоза. Мать, Жермена Эзар, не имела профессии. Они поженились поспешно