Былины - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

«Ах вы гой еси, ребята добры молодцы,

Добры молодцы донские казаки!

Что у вас на синем море деется,

Что чернеется, что белеется?

Чернеется Сокол-корабль,

Белеются тонки парусы.

Вы бежите-ка, ребята, ко синю морю,

Вы садитесь, ребята, во лёгки струги,

Нагребайте поскорее на Сокол-корабль,

Илью Муромца в полон бери,

Добрынюшку под меч клони».

* * *

Таки слова заслышал Илья Муромец,

Тако слово Добрыне выговаривал:

«Ты Добрынюшка Никитин сын!

Скоро-борзо походи во Сокол-корабль,

Скоро-борзо выноси мой тугой лук,

Мой тугой лук в двенадцать пуд,

Калёну стрелу в косу сажень».

Илья Муромец по кораблю похаживает,

Свой тугой лук натягивает,

Калёну стрелу накладывает,

Ко стрелочке приговаривает:

«Полети, моя калёная стрела,

Выше лесу, выше лесу по поднебесью,

Не пади, моя калёная стрела,

Ни на воду, ни на землю,

А пади, моя калёная стрела,

В турецкой град, в зелён сад,

В зелёной сад, во бел шатёр,

Во бел шатёр, за золот стол,

За золот стол, на ременчат стул,

Самому Салтану в белу грудь,

Распори ему турецкую грудь,

Расшиби ему ретиво сердце».

Ах тут Салтан покаялся:

«Не подай, Боже, водиться с Ильей Муромцем

Ни детям нашим, ни внучатам,

Ни внучатам, ни правнучатам,

Ни правнучатам, ни пращурятам».

Илья Муромец и сын

И ай на горах-то, на горах да на высокиих,

На шоломе было окатистом,

Эй там стоял-постоял да тонкой бел шатёр,

Эй тонкой бел шатёр стоял, да бел полотняной.

И эй во том во шатри белом полотняном

И эй тут сидит три удалых да добрых молодца:

И эй во‑первых-де старой казак Илья Муромец,

И эй во‑вторых-де Добрынюшка Никитич млад,

Во-третьих-де Олёшенька Попович был.

Они стояли на заставы на крепкое

И эй стерегли-берегли да красен Киев-град,

Они стояли за веру за христианскую,

Що за те же за церквы всё за Божьии.

И по ютру ле добры молодцы пробужаются,

Э они свежой водой ключевой умываются,

Тонким белым полотенцом утираются.

Выходил-де старой казак из бела шатра,

Он смотрел же в подзорную во трубочку

Он на все же на четыре да кругом стороны:

Во первой-то стороны да горы лютые,

И во второй-то стороны да лесы тёмные,

Во третей-то стороны да синё морюшко,

Во четвёртой-то стороны да чисто полюшко.

Он смотрел же, глядел да вдоль он по полю,

По тому же раздольицу широкому,

Ко тому же ко морюшку ко синему.

От того же от морюшка от синего

Не погода ле там да поднималася,

Що не пыль ли во поле распылалася, —

Ещё идёт удалой да доброй молодец

И не приворачиват на заставу на крепкую,

Он и прямо-то едёт да в красен Киев-град.

Тут заходил старой казак в тонкой бел шатёр,

Говорил же он братьям своим крестовыим:

«Уж вы ой еси, братьица мои крестовые,

Во-первых, ты, Добрынюшка Микитич млад,

Bo-третьих же, Олёшенька Попович был!

Уж вы що же сидите да чего знаете?

Как наехал на нас и супостат велик,

Супостат-то велик, удалой доброй молодец;

Как и едёт молодец-от в красен Киев-град,

А не приворачиват на заставу на крепкую,

Он и прямо ведь едёт в красен Киев-град».

А-й посылают Олёшеньку Поповича:

«Поезжай-ка, Олёшенька, попроведай-ка».

Выходил же Олёшенька из бела шатра,

Засвистел-де Олёшенька добра коня, —

Как бежит его конь да из чиста поля,

Его доброй конь бежит, только земля дрожит.

Тут крутёшенько Олёшенька коня седлал,

Он седлал, он обуздал коня доброго,

Он вязал же потружечки шёлковые, —

Ещё семь-то потружок да едного шолку,

А восьмая потруга из семи шолков,

Ещё та же потруга через хребётну кость, —

А не ради басы, а ради крепости,

Да ради опору богатырского, —

Не оставил бы конь да во чистом поли,

Не пришлось бы молодцу пешком идти.

Он седлал, он обуздал коня доброго,

Он взял же доспехи богатырские.

Только видели Олёшеньку – в стремена ступил,

А не видели поездки богатырское,

А увидели – на поле курева стоит,

Курева где стоит, да пыль столбом валит.

Наезжал он удалого добра молодца,

Засвистел-де Олёша по-соловьиному,

Заревел-де Олёшенька по-звериному,

Зарычал же Олёшенька по-туриному,

Зашипел он, Олёшенька, по-змеиному.

Ещё едёт молодец, он не оглянется.

Ещё тут же Олёшенька прираздумался,

Поворачивал Олёшенька добра коня,

Поскакал же Олёшенька ко белу шатру,

Приезжал же Олёшенька ко белу шатру,

Тут крутёшенько Олёшенька во шатер бежал,

Говорил же он братьям своим крестовыим:

«Уж вы ой еси, братьица мои крестовые,

Во-первых, ты, старой казак Илья Муромец,

Во-вторых-де, Добрынюшка Никитич млад!

Ещё едёт молодец да не моя чета,

Не моя-де чета, да не моя верста:

Ещё едёт молодец да по чисту полю,

Он своима доспехами потешается,

Он востро копьё мечёт по поднебесью,

Он правой рукой мечёт, да левой схватыват;

На правом его плечи сидит да млад сизой орёл,

На левом плечи сидит да млад белой кречат,

Впереди его бежит да два серых волка,

Два серых же волка, да два как выжлока,

Назади его бежит да две медведицы».

Посылают Добрынюшку Микитича,

Выходил-де Добрынюшка из бела шатра,

Засвистел-де Добрынюшка добра коня.

Как бежит его конь да из чиста поля,

Его доброй конь бежит, только земля дрожит.

Как крутёшенько Добрынюшка коня седлал,

Он седлал и уздал да коня доброго,

Он вязал же потружечки шелковые, —

Ещё девять-то потруг да едного шёлку,

Как десятая потруга да из семи шолков,

Ещё та же потруга через хребётну кость, —