Былины - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Которой силы быть зранены —

Тыя жеребья против быстрины пошли;

Которой силы быть не ранены —

Тыя жеребья по воды пошли.

Вставал князь Роман Митриевич,

Сам говорил таковы слова:

«Которы жеребья каменем ко дну —

Тая сила будет убитая;

Которы жеребья против быстрины пошли —

Тая сила будет поранена;

Которы жеребья по воды пошли —

Тая сила будет здравая.

Не надобно мне силы девять тысячей,

А надобно столько три тысячи».

Ещё Роман силушке наказывал:

«Ай же вы дружинушка хоробрая!

Как заграю во первый након

На сыром дубу чёрным вороном, —

Вы седлайте скоро добрых коней;

Как заграю я во второй након

На сыром дубу чёрным вороном, —

Вы садитесь скоро на добрых коней;

Как заграю я в третий након, —

Вы будьте на месте на порядноем,

Во далече-далече во чистом поле».

Сам князь обвернётся серым волком,

Побежал-то князь во чисто поле,

Ко тым ко шатрам полотняныим,

Забежал он в конюшни во стоялые,

У добрых коней глоточки повыхватал,

По чисту полю поразметал;

Забежал он скоро в оружейную,

У оружьицев замочки повывертел,

По чисту полю замочки поразметал,

У тугих луков тетивочки повыкусал,

По чисту полю тетивочки поразметал.

Обвернулся тонким белыим горносталем,

Прибегал он скоро во белой шатёр.

Как скоро забегает в белой шатёр —

И увидел младенчик двумесячный,

Сам говорил таково слово:

«Ах ты свет государыня матушка,

Молода Настасья Митриевична!

Мой-то дядюшка, князь Роман Митриевич,

Он бегает по белу шатру

Тонким белыим горносталем».

Тут-то два брата, два Ливика,

Начали горносталя поганивать

По белу шатру по полотняному,

Соболиной шубой приокидывать.

Тут-то ему не к суду пришло,

Не к суду пришло, да не к скорой смерти, —

Выскакивал из шубы в тонкой рукав,

В тонкой рукав на окошечко,

Со окошечка да на чисто поле.

Обвернулся горносталь чёрным вороном,

Садился чёрный ворон на сырой дуб,

Заграял ворон во первый након.

Тут-то два брата, два Ливика,

Говорят ему таковы слова:

«Ай же ты ворон, ворон чёрныий,

Чёрный ворон усталыий,

Усталый ворон, упалыий!

Скоро возьмём мы туги луки,

Скоро накладём калёны стрелы,

Застрелим ти, чёрного ворона,

Кровь твою прольём по сыру дубу,

Перьё твоё распустим по чисту полю».

Заграял ворон во второй након.

Воспроговорят два брата, два Ливика:

«Ай же ты ворон, ворон чёрныий,

Чёрный ворон усталыий,

Усталый ворон, упалыий!

Скоро возьмём мы туги луки,

Скоро накладём калёны стрелы,

Застрелим ти, чёрного ворона,

Кровь твою прольём по сыру дубу,

Перьё твоё распустим по чисту полю».

Заграял ворон в третий након.

Тут-то два брата, два Ливика,

Скоро скочили оны на резвы ноги,

Приходили оны в оружейную,

Схватились оны за туги луки, —

У тугих луков тетивочки повырублены,

По чисту полю тетивочки разметаны;

Хватились оны за оружьица, —

У оружьицев замочки повыверчены,

По чисту полю замочки размётаны;

Хватились оны за добрых коней, —

У добрых коней глоточки повыхватаны,

По чисту полю размётаны.

Тут-то два брата, два Ливика,

Выбегали оны скоро на чисто поле.

Как наехала силушка Романова,

Большему брату глаза выкопали,

А меньшему брату ноги выломали,

И посадили меньшего на большего,

И послали к дядюшке,

Чимбал-королю земли Литовския.

Сам же князь-то приговаривал:

«Ты, безглазый, неси безногого,

А ты ему дорогу показывай».

Сухман

У ласкова у князя у Владимира

Было пированьице – почестен пир

На многих князей, на бояр,

На русскиих могучиих богатырей,

И на всю поленицу удалую.

Красное солнышко на вечере,

Почестный пир идёт навеселе,

Все на пиру пьяны-веселы,

Все на пиру порасхвастались:

Глупый хвастает молодой женой,

Безумный хвастает золотой казной,

А умный хвастает старой матерью,

Сильный хвастает своей силою,

Силою, ухваткой богатырскою.

За тым за столом за дубовыим

Сидит богатырь Сухмантий Одихмантьевич, —

Ничем-то он, молодец, не хвастает.

Солнышко Владимир стольно-киевский

По гридне столовой похаживает,

Жёлтыма кудеркамы потряхивает,

Сам говорит таковы слова:

«Ай же ты Сухмантий Одихмантьевич!

Что же ты ничем не хвастаешь,

Не ешь, не пьёшь и не кушаешь,

Белыя лебеди не рушаешь?

Али чара ти шла не рядобная,

Или место было не по отчине,

Али пьяница надсмеялся ти?»

Воспроговорит Сухман Одихмантьевич:

«Солнышко Владимир стольно-киевский!

Чара-то мне-ка шла рядобная,

А и место было по отчине,

Да и пьяница не надсмеялся мне.

Похвастать – не похвастать добру молодцу:

Привезу тебе лебедь белую,

Белу лебедь живьём в руках,

Не ранену лебёдку, не кровавлену».

Тогда Сухмантий Одихмантьевич

Скоро вставает на резвы ноги,

Приходит из гридни из столовыя

Во тую конюшенку стоялую,

Седлает он своего добра коня,

Взимает палицу воинскую,

Взимает для пути, для дороженьки

Одно своё ножище-кинжалище.

Садился Сухмантий на добра коня,

Уезжал Сухмантий ко синю морю,

Ко тоя ко тихия ко заводи.

Как приехал ко первыя тихия заводи —

Не плавают ни гуси, ни лебеди,

Ни серые малые утёныши;

Ехал ко другия ко тихия ко заводи —

У тоя у тихия у заводи

Не плавают ни гуси, ни лебеди,

Ни серые малые утёныши;

Ехал ко третия ко тихия ко заводи —

У тоя у тихия у заводи

Не плавают ни гуси, ни лебеди,

Ни серые малые утёныши.

Тут-то Сухмантий пораздумался:

«Как поехать мне ко славному городу ко Киеву,

Ко ласкову ко князю ко Владимиру,

Поехать мне – живу не бывать;

А поеду я ко матушке Непры-реке».