Былины - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Не для-ради басы, а ради крепости,

А для-ради опору богатырского:

«Не оставил бы конь меня во чистом поле,

Не пришлось-де молодцу пешком идти».

Он накладывал седёлышко черкальчето,

Надевал он уздичку да всё тесмяную,

Он и брал себе плётку да всё ремянную,

Он и брал все доспехи да богатырские,

Он и взял все три вострые ведь сабельки,

Он и брал все три булатны копьица,

А подвязал он себе ведь острой меч,

Он и брал же тугой лук разрывчивой,

А он надевал же налучищо калёных стрел,

Надевал на главу да шляпу греческу.

Он и с братьями крестовыма прощается:

«Вы простите-ка, братьица крестовые,

Во-первых-де, старой казак Илья Муромец,

Во-вторых-де, Олёшенька Попович был!

Уж если мне на поле как смерть будёт,

Увезите меня да в красен Киев-град,

Да предайте меня да ко сырой земли».

Тут крутёшенько Добрынюшка на коня скочил,

Он ещё того скоре да в стремена ступил,

Только видели – Добрынюшка в стремена ступил,

А не видели поездки да богатырскои,

А увидели – на поле курева стоит,

Курева где стоит, да пыль столбом валит.

Наезжал он удала да добра молодца,

Объезжал он удалого да добра молодца,

Ещё едёт – молодцу да всё встречается.

Кабы честлив был Добрынюшка очётливой,

Он и знал же спросити, про себя сказать,

Тут соскакивал Добрынюшка со добра коня,

Он снимал же свою да шляпу греческу,

Как низко молодчику поклоняется:

«Уж ты здравствуёшь, удалой да доброй молодец!

Ты куда же едёшь, да куда путь держишь?»

Говорит тут удалой да доброй молодец,

И говорит-то он да выхваляется,

Он своима доспехами потешается,

Он востру саблю мечёт по поднебесью,

Он правой рукой мечёт, левой схватыват,

Еще сам из речей выговариват:

«Уж я еду прямо в красен Киев-град,

Уж я хо чу ведь Киев-от в полон возьму,

Я князя Владимира под меч склоню,

А Опраксею-княгину да за себя возьму,

Уж я Божьи ти церкви да всё под дым спущу,

Я святые иконы да копьём выколю,

Злато, серебро телегами повыкачу,

Я попов, патриархов всех под меч склоню,

Християнскую веру да облатыню всю,

Ваши головы богатырей повырублю,

А на копьица головушки повысажу».

Ещё тут же Добрынюшка не ослушался,

Как заскакивал Добрыня да на добра коня,

Поскакал-де Добрынюшка ко белу шатру,

Приезжал же Добрыня да ко белу шатру,

Тут крутёшенько Добрынюшка со коня скочил,

Тут ещё того круче да во шатёр бежал,

Говорил же он братьям своим крестовыим:

«Уж вы ой еси, братьица крестовые!

Как наехал на нас да супостат велик,

Супостат-то велик, удалой доброй молодец.

Ещё едёт молодец, он да потешается,

Он востро копьё мечёт по поднебесью,

Он и сам из речей да выхваляется:

„Ещё еду я прямо в красен Киев-град,

Уж я хочу – Киев-от в полон возьму,

Уж я князя Владимира под меч склоню,

Я Опраксею-княгину да за себя возьму,

Уж я Божии ти церкви все под дым спущу,

Я святые иконы да копьём выколю,

Я попов, патриархов всех под меч склоню,

Злато, серебро телегами повыкачу,

Ваши головы богатырей повырублю,

Как на копьица головушки повысажу“».

Ещё тут же старому да за беду стало,

За великую досаду да показалося,

Сомутились у старого да очи ясные,

Расходились у старого да руки белые,

Выходил-де старой да из бела шатра,

А засвистел-де старой казак добра коня.

Как бежит его конь да из чиста поля,

Его доброй конь бежит, только земля дрожит.

В теменях-то старой казак коня седлал,

А он вязал же подпружечки шелковые, —

Как двенадцать-то потружок да едного шолку,

А тринадцата потруга да из семи шолков,

Ещё чистых шелков да шамахинскиих,

Ещё та же потруга через хребётну кость, —

Она не для-ради басы, а ради крепости,

Как для-ради опору богатырского.

Он накладывал седельцо да всё черкальчето,

Надевал он уздичку да всё тесмяную,

Он и взял свои доспехи да богатырские,

Он и взял все три вострые-то сабельки,

Он и брал три булатные все копьица,

Подвязал же старой он да себе он вострой меч,

Он и брал ведь тугой лук разрывчивой,

Надевал же он латы да всё кольчужные,

Как на те же на латы на кольчужные

Надевал же налучищо калёныех стрел,

Он и брал же чинжалище булатноё.

Тут скорёшенько старой он на коня скочил,

Как ещё того круче да в стремена ступил.

Только видели старого – да в стремена ступил,

А не видели поездки да богатырское,

А увидели – на поле курева стоит,

Курева-де стоит, да пыль столбом валит.

Наезжал он удала да добра молодца,

Объезжал он удала да добра молодца.

А не две ле горы да сокаталосе,

Как не два ле сокола да солеталосе,

Как не два богатыря да соезжалосе, —

Соезжалися да тут отец с сыном.

Во-первых, они съехались вострыма копьями,

По насадочкам копьица изломалися,

А от рук руковяточки загорелися, —

Они тем боём друг друга не ранили.

Во-вторых они съехались вострыма саблями,

По насадочкам сабельки поломалися,

А от рук руковяточки загорелися, —

Они тем боём друг дружку не ранили.

Да тянулись на тягах да на железныих,

Через те же через гривы да лошадиные,

Ещё тяги железны да изломалися, —

Они тем же боём друг дружку не ранили.

Соскочили они да со добрых коней,

Как схватилися они да в рукопашный бой,

Они бьются-дерутся да трое суточки,

По колен они в землю да утопталися.

Оскользнула у старого да ножка правая,

А преуслабла у старого да ручка левая,

Как упал же старой он на сыру землю.

Тут наскакивал Сокольник да на белы груди,