Вчера была война - Игорь Глазунов

Из динамика звучало: «…на радиотехнические и электротехнические изделия с 1-го марта снижаются цены на 25 %… На молочную и мясную продукцию…» и следовал длинный перечень. Радостные возгласы, громкие комментарии. В среднем цены были снижены на 20–25 процентов на разные товары. По словам бабушки, главного экономиста нашей семьи, сэкономленная сумма позволяла сделать внеплановую покупку. Долго рассчитывали, спорили и, наконец, что-то покупалось. Бабушка называла приобретённую вещь сталинским подарком.

Я донашивал свою «ленд-лизовскую» одежду, которую вместе с продуктами получала наша семья, как бывшая на оккупированной территории. Из чего-то вырастал. Бабушка колдовала с ножницами и иголкой, и из заношенного старого появлялось что-то новое.

Обязанности по дому не менялись, но летом мы, дети, уже искали заработки. Работы были разные. Мы пилили, кололи, складывали дрова в круглые пирамиды. Копали подстилочный торф на болоте, который шёл скоту зимой на подстилку. Это был тяжёлый труд. Лето. Жара! На болоте тучами комары. Лопатой вырубался брикет, поддевался и переворачивался для того, чтобы подсохнуть на солнце. К концу дня брикеты складывали в штабеля. Через неделю подсушенные брикеты на деревянных носилках мы выносили к дороге. Колхозные ездовые на подводах аккуратно грузили брикеты в телегу и увозили. За работу в колхозе нам платил «денежку» и отменно кормили. Жили, как правило, на хуторе, спали на сеновале. Вечером, усталые, мы ныряли в пруд, отмокали от пыли и засыпали!

И так все каникулы.

Иногда просыпался и… скорее бы заснуть, чтобы полетать.

Детские сны обычно были радужными и счастливыми. Несколько из них я запомнил на всю жизнь. Лето, солнечный день. Я стою на водопаде и готовлюсь к прыжку. Отталкиваюсь, взлетаю «ласточкой» и вижу себя со стороны. В полёте пронзаю толщу воды, ощущаю её приятную обволакивающую прохладу, вылетаю из воды, переворачиваюсь, лечу вертикально вниз в синем солнечном небе, опять «вхожу» в воду, лечу… Благость неимоверная!

Или полёты во сне. Взлетаю, как правило, когда ухожу от опасности. Разбегаюсь и отрываюсь от земли, при этом отчетливо ощущая момент точки отрыва от земли. Иногда это происходит легко – разбег, рывок вверх – и ты взлетаешь, физически ощущая полёт. А иногда разбег долгий и от земли никак не оторваться, но, наконец, уходя от какой-то там опасности, в последний момент отрываюсь и взмываю «свечой» в небо. Руки распластаны, в полёте выполняю фигуры высшего пилотажа – бочки, пике, бреющий полёт над землей. Поразительное ощущение реальности. Иногда просыпался и… скорее бы заснуть, чтобы полетать.

Ещё лет десять тому назад я успешно «взлетал». Но вот, что интересно! В этих снах не зафиксировано в памяти ни одной посадки на землю. Это были сны беззаботного детства. Шло время и уже другие сны будили среди ночи…

Часто из рук мамы в меня летела посуда…

В 1954-ом году 6-го ноября родилась моя сестричка Инна. В комнате появились детская кроватка и коляска. Кто-то из маминых подруг отдал их нам. Вместе с мамой мы покрасили и кроватку, и коляску. Я нарисовал и вырезал из белого дерматина силуэты чаек и приклеил их на бока коляски. Ещё в самом детстве мама учила меня рисовать море, чаек, парус на воде! Помню, как «осваивал» тогда популярный в те годы метод копирования рисунка. Рисунок расчерчивался на квадратики, аналогично расчерчивался и лист бумаги по квадратикам, затем вырисовывая каждую линию с оригинала, получался авторский оригинал. Дальше этого не пошло. Не увлекло.

С рождением сестрички у меня в доме появилось больше обязанностей. Надо было носить больше воды, дров, чаще топить плиту и печку. Купали сестричку в жестяной оцинкованной ванне каждый день. Надо было поставить ванну на табуретки, налить в неё шесть вёдер воды и столько же вылить. Выливали воду ведрами – сточный колодец один на весь двор!

Вскоре наступила зима и вместе с ней пришли дополнительные трудности по «жизнеобеспечению» сестрички. Для меня это – больше дров и больше вёдер воды в дом, несмотря на погоду. Помню злые метели, когда, ещё не дойдя до колонки, ты уже превращался в «снеговика». Принес два ведра до порога, стоишь в коридоре, оттаиваешь. Затем ещё два ведра. Оттаиваешь…

Николай работал главным бухгалтером в совхозе под Кулдигой, мама заведовала медпунктом на заводе «Вулкан», бабушка «заведовала» домом, а я продолжал грызть азы науки и познавать мир, который вокруг меня стремительно менялся.

На уроках слушал и учил лишь то, что меня интересовало. Менялось и моё отношение к школе, оставляя желать лучшего. Четвертные оценки тогда выставлялись по среднеарифметическому принципу. Нравоучения были постоянным «элементом» дня: «Вот останешься неучем, пойдёшь на завод гайки крутить!». Я стойко выслушивал, молчал, иногда соглашался.

Часто из рук мамы в меня летела посуда и всё, что было у неё под руками. Я умело увёртывался. Посуда заканчивалась. «С глаз долой», – командовала мама! И я пропадал с глаз до позднего вечера.

Иногда, после таких наказаний я уходил к бабушке, ложился рядом на лежанку и засыпал, как говорила бабушка, на «нервной почве».

Начинался новый день, который приносил новые впечатления и новые премудрости бытия. Каждый из нас, идущий по жизни, вступая в новый день, осваивает этот свой путь дня.

День –это день, в котором ты живешь!

День –это счастье!

День –это горе!

День –это радость!

День –это Солнце!

День –это тучи!

День –это слёзы!

День –это горе!

День –это день, в котором ты живешь!

Истые профессионалы – фанаты своего дела,

как правило, живут вне временно́го мира…

Был у нас в школе учитель истории Юрьев Николай Владимирович. Абсолютно удивительная личность. Историк от Бога! Он свой предмет знал наизусть. Материал, который он излагал, был всегда за пределами учебника. Делал это фантастически интересно, и лишь звонок возвращал меня к реалиям.

Домашние задания Юрьева выглядели так: «Откуойте учебник на странице тридцать «втоуой». От «суов» таких-то до «суов» таких-то запоминать не надо». Так он комментировал домашнее задание, а мы карандашом отмечали ненужное в учебнике. Интересно было следить за реакцией Юрьева, когда он слушал отвечающих у доски. Безучастное лицо, водянистые глаза усталого стареющего человека, смотревшего всегда непонятно куда, неопрятно одетого и лишь периодически тихо и безучастно произносившего: «Непуохо, миуый мой, непуохо…»

Юрьев не выговаривал букву «л» и букву «в», звучало это как «уы». Обращался всегда к нам на вы. По ходу ответа материала урока, звучало: «Непуохо, миуый мой, непуохо…». По завершению ответа, столь же безучастно звучало: «Садитесь, «дуа баува», или «садитесь, пять бауов». Предугадать оценку было невозможно.

На его уроках, когда он