Вчера была война - Игорь Глазунов

преданной патриоткой своей Родины с твёрдой жизненной позицией, уважаемым человеком в городе, с нелёгким характером и глубоко несчастной в личной жизни. Как-то она сказала мне, что была счастлива всего полтора довоенных года с моим отцом.

Часто я думаю о судьбе своей семьи. Что им пришлось пережить с первых часов войны и в годы оккупации в чужой стране, не зная языка, можно только догадываться…

Так я соорудил свой первый в жизни коктейль.

В конце пятидесятых мы переехали из дома на Планицас 1 в дом на улице Красноармейской (Елгавас) 27, который занимал директор банка господин Страутманис. В доме нам выделили две комнаты. Разделяла нас с комнатами Страутманиса высокая двухстворчатая дверь. С одной стороны двери стояла кровать моего одногодка Гундара, с другой – моя. Кухня была общей.

Мадам Страутман, так её называла бабушка, не работала, целыми днями была на кухне и готовила завтраки, обеды и ужины да такие, что я в своей детской жизни не только не пробовал, но и не видел. Иногда, по праздникам, она приглашала меня к столу на свою половину дома. Такую мебель в комнатах, как у мадам Страутман, я до этого не видел. Резной массивный буфет с дверцами из толстого шлифованного стекла, за которыми стояла посуда. Обедали Страутманисы всегда за круглым столом, накрытым белоснежной скатертью. Суп подавался в супнице, которая была настоящим произведением искусства, как и сам молочно-овощной суп. Я его называл «сложносочиненный». Суп был сезонный, и варили его на молоке из зелёного горшка, морковки и картошки. Смотрелся суп в супнице необычно. На белой поверхности плавал зелёный горошек, оранжевая морковка, картошка, зелёный укроп. К супу подавался «вприкуску» кусочек селедки.

Разливался суп в глубокие тарелки, каждая из которых тоже была произведением искусства. Совсем не такие как у нас ложки, вилки, ножи. Непривычная манера держать их в руках. Вилка – в левой руке, нож – в правой. У меня не получалось. Всё время хотелось взять вилку в правую руку. Я боялся пролить суп на стол и черпал по пол-ложки.

Процесс еды, медленно-уважительный был целым ритуалом. За столом всегда тишина. Всё очень вкусно. По завершению обеда подавался настоящий кофе. Нам на десерт подавался буберт – манная каша с взбитыми сливками и вареньем, сложносочиненное исконно латышское блюдо.

Затем чета Страутманисов пила кофе. Вкуснейший, непривычный аромат кофе заполнял столовую. Пили его из маленьких чашечек, без сахара. За кофе велись разговоры, задавались вопросы. После обеда нас отправляли в детскую, где мы играли в традиционную тогда игру «Riču Raču».

Для меня эти приглашения были всегда праздником. Это был другой мир и начинался он в тот момент, когда я оказывался у Гундара в гостях! Случалось это нечасто. В нашей семье готовила только бабушка. Мы ели традиционные русские блюда. Из супов помню щи из свежей и кислой капусты «на косточках», как говорила бабушка; суп с фрикадельками; куриный «на потрошках». На второе картофель в разных видах: отварной, пюре со шкварками, картофель жаренный на шкварках с луком, картофельные котлеты, картофель тушеный с мясом, бабушкина «драчёна», как она её называла. На противень выкладывался слой ломтиками нарезанной картошки, сверху слой уклейки, лук, затем снова картошка, опять рыба, картошка – и в духовку. И, конечно же, каши разные, вкусные. Особенно нравились мне манная и ржаная каши.

После варки ржаную кашу перекладывали в глубокое блюдо. В нем она застывала как холодец и становилась серо-сизого цвета. Нарезали её кусками. В тарелку с кашей наливалось молоко. Вкуснота необычайная! И ещё бабушка научилась у мадам Страутман печь sklandrauši. Корзиночки из ржаной муки наполнялись картофельным пюре со шкварками, а сверху морковным пюре. Запомнилась шутливая присказка, которая часто звучала на хуторе –…un kad pēdēj borkan rīve, lai tam sklandrausim sist pa vāk! (в переводе с ventin mele звучит это примерно так: «и когда натру последнюю морковку, пришлёпну ею сверху»). Запекались они в духовке до румяности и подавались с молоком. И сегодня sklandrauši появляются на ярмарках Курземе, но вкуса детства у этих наскоро состряпанных изделий уже нет…

Через несколько лет общую кухню ликвидировали. Одну комнату разделили стенкой, поставили плиту, и получилась кухня с лежанкой. Так бабушка называла свой диванчик, на котором спала. С этих пор закончились и приглашения в гости к мадам Страутман.

Бабушка как-то по-особенному умела обустраивать свой быт. Мне было всегда интересно разглядывать бабушкины разные «всякости».

Вот ещё один случай. На подоконнике в кухне всегда стоял шкалик перцовки, настроенный на бабушкиных травах. Лекарство от всех болезней, как часто говорила бабушка о перцовке. Однажды я решил попробовать это «лекарство». Мне тогда было, наверное, лет восемь. Дома никого не было. Я позвал Гундара и, помня, что всегда это действо сопровождалось словами «на здоровье», мы решили попробовать это «на здоровье».

Налил в стакан перцовку. Попробовал. Горько и невкусно. Гундар попробовал, поморщился и ушёл. Я долго думал, как всё же её выпить. Налил простоквашу в перцовку и с трудом проглотил. Через несколько минут мне стало плохо. Я успел выйти в садик и там отключился. Так я соорудил свой первый в жизни коктейль.

Бабушка рассказывала: «Прихожу домой. Никого. На столе стоит бутылочка с перцовкой, рядом стакан с чём-то белым. Присмотрелась – простокваша. Пошла искать тебя. Выхожу в садик и вижу – лежишь лицом в цветочной клумбе».

Бабушка меня отпоила чаем, выпорола. «Инструмент» наказания был всегда один и тот же – плетёный электрошнур. Защита от шнура тоже была одна и та же, по моей схеме – все удары доставались вытянутой вперед руке. Я уже писал об этом способе защиты. Маме ничего не было сказано.

После этого «коктейля» я два дня ничего не мог есть. В дальнейшей жизни море, спорт, служба во многом предопределили мои привычки и мои отношения с алкоголем.

Мы с ним всегда были на «вы»!

Летом мы уже искали заработки…

Детство. Как оно скоротечно! Шло время, вместе со временем росли и мы. Менялась страна, менялись люди, менялись и мы – послевоенные дети, судьбу которых во многом предопределила война. Страна вставала из послевоенной разрухи, и это чувствовалось во всём.

Главным событием, которого ожидали каждый год, было снижение цен. Происходило оно с 1947–1954-ый год. Этого события ждала вся страна. Точной даты не знали. Помню, как все приникали к приёмнику и слушали последние известия, боясь пропустить такую нужную и долгожданную информацию. Звучал торжественно приподнятый голос Левитана, известный каждому жителю страны.