Российский колокол № 1–2 (34) 2022 - Коллектив авторов

В итоге несколько месяцев я буквально жил в мире «Колеса», растворившись среди его героев и наслаждаясь стилем и мыслями Солженицына. Нечто подобное я испытывал лет в восемнадцать, читая «Войну и мир» и «Анну Каренину». Впечатление было так сильно, что по закону не то дополнения, не то противоречия длительное время затем было необходимо, чтобы отойти из-под воздействия книги и вернуться к ней уже на холодную голову, с трезвым взглядом.

Сразу скажу о языке: он ничуть не надуманный, а вполне органичный и для автора, и для читателя – стоит только «войти» в него. Первые страниц пятьдесят он будет лезть в глаза – как «яти» и «еры» в книжке дореволюционного издания, а после уже перестаешь спотыкаться на шероховатых своеобычностях. Напротив, получаешь дополнительное удовольствие от читательского соучастия в солженицынском расширении русского языка. Да и, в отличие от «Круга» и «Ракового корпуса», написанных в традиционной манере, «Колесо» не чуждо новейшим веяниям: тут и вкрапления документалистики, и внутренние монологи с почти что потоком сознания.

Необходимо, конечно, иметь в запасе достаточный досуг, чтобы читать последовательно огромную эпопею. Наверное, лучше делать это в отпуске, выделив для «Колеса» несколько недель. Можно штудировать, разумеется, не подряд всю книгу, а по узлам: сперва – «Август», через какое-то время – «Октябрь» и так далее.

Однако мой читательский восторг закономерно привел к неизбежному вопросу: почему же у «опыта художественного исследования» – «Архипелага» – совсем иная читательская судьба, чем у «Колеса»? Если первый принес автору мировую славу, то второе – такой же «опыт художественного исследования» – прошло малозамеченным даже при появлении первых частей (какой отклик был на «Август»?), а уж при выходе последних и вовсе незамеченным. У меня же первоначальное впечатление было таково, что казалось: прочитают люди «Красное колесо» и поймут, где правда, отрекутся от левизны навсегда. Как писал Лев Лосев, сосед Солженицына по Америке:

…и когда обнаружат мой манускрипт,

все разлюбят зло и полюбят добро.

Но не тут-то было! Никто не прочитал, и никто не отрекся.

Безразличие тем более странно, поскольку то, что случилось со страной в 1918-1956-х – предмет описания в «Архипелаге», – стало следствием событий 1914-1917-х – времени действия «Колеса». И Солженицын прямо указывает, что первопричина и где завязка. И именно «Колесо» он рассматривал как дело всей жизни, ее итог и оправдание и посвятил ему около сорока лет работы, не считая времени на сбор материала, который начался еще в юные годы.

Думается, причина – в переходе человечества к массовой культуре. А последняя требует упрощенных форм. Приведу такой пример. В советские годы диссидентство и литература были тесно связаны, сам Александр Солженицын себя диссидентом не считал, но тем не менее и его книги, и Варлама Шаламова, и Венедикта Ерофеева, и стихи Иосифа Бродского (никто из них не «диссидент»), и сотен и сотен других писателей были на переднем крае идеологических сражений.

А какие книги, какие писатели играли или играют роль в недавних событиях на Украине или в Белоруссии? Никакие. Сегодня писатель – это никто. Ничьи книги не могут взволновать, стать символом эпохи. Литература отошла не то что на второй, а на третий план. Какие романы, рассказы, поэмы характеризуют нашу эпоху так, как обозначали ее «Тихий Дон», «Конармия», «Анна Снегина» или «Василий Тёркин»? Сейчас отсчет времени ведут по фильмам, преимущественно голливудским, сериалам, песням-«хитам». То есть по общедоступным жанрам, где не нужно напрягаться при восприятии, что-то додумывать. Да и любой письменный текст для современного человека тяжел. Нужно воображение, чтобы представить описываемые сцены и образы. А его нет. И любимая фраза сегодняшней толпы – «многабукв»! То ли дело киношка, ТВ-шоу или ролик в «Ютубе» – все показано, и ничего воображать не нужно. Поэтому Солженицын со своим «Красным колесом», требующим серьезной умственной работы, пришелся не ко времени.

Его эпопея ничем не уступает великим книгам XX века: «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, «Улисс» Джеймса Джойса, «Человек без свойств» Роберта Музиля. Причем Джойс и Пруст, при всем к ним уважении, писали о каких-то ничтожных в общем-то проблемках, по словам Льва Лосева, о «переживаниях забалованного подростка» – в случае «Поисков», а у Солженицына повествуется о том, что затронуло судьбы планеты, повернуло, прямо или косвенно, историю человечества, ведь «красное колесо» прокатилось по всему миру. В «Архипелаге» Солженицын, кстати, упоминает про Пруста иронически: «Наши русские перья пишут вкрупне, у нас пережито уймища, а не описано и не названо почти ничего, но для западных авторов с их рассматриванием в лупу клеточки бытия, со взбалтыванием аптечного пузырька в снопе проектора – ведь это эпопея, это еще десять томов “Поисков утраченного времени”: рассказать о смятении человеческого духа, когда в камере двадцатикратное переполнение, а параши нет, а на оправку водят в сутки раз!».

Литература перестала быть свидетелем истории. Вот какой вывод можно сделать из восприятия «Красного колеса» в России и в мире. Троянская война в «Илиаде», основание Рима в «Энеиде», великие битвы в «Махабхарате» – все это в прошлом. СМИ и блоги взяли на себя роль свидетелей.

* * *

Про Максима Горького в 30-е годы говорили, что он теперь не писатель, а учреждение. Парадоксальным образом нечто подобное можно сказать и про Александра Солженицына. Он, столько думавший и писавший о политике и истории, сам попал в их жернова и испытал многое из того, что пережили его герои. Писатель выступал как правительство, на равных противостоя режиму, если продолжить горьковскую метафору, а после, в изгнании, общаясь с великими мира сего. Думается, без его опыта общественной деятельности (сам бы он ее политической никогда не назвал), противоборства с государством, равно как и учреждения фондов, архивов Солженицыну труднее было бы писать «Красное колесо», вживаться в образы и судьбы его столь многочисленных и непохожих персонажей.

«Красное колесо» не просто про высокую политику, это про дела значимых людей, от Столыпина и Ленина до царя Николая и генерала Самсонова. Солженицын в эпопее показывает огромное значение случайностей, мелких событий, наподобие семейных неурядиц или детских болезней, которые затем становятся решающими для судеб мира. Большое внимание придается писателем выразительности лиц, описаниям внешнего облика, в которых он видит отражение их внутреннего мира. Так что в известном смысле «Колесо» и про то, как облик, телосложение влияет на людей и их поступки, выступая как физиогномический трактат.

Эпопея повествует о смысле истории и об ответственности человека перед ней, о том, что мы все творим историю, даже не осознавая того, о включенности любого человека в