Российский колокол № 1–2 (34) 2022 - Коллектив авторов

и беспечность. И это он мог чувствовать и теперь, и всегда чувствовал. Вот только сознание, что уже сорок, действовало угнетающе. Было совсем непонятно, что делать дальше. Такое ощущение, что жизнь уже завершилась, не начавшись как следует. Не чувствовал Неф никакой тяжести прожитых лет. Но в то же время чувствовал: что-то оборвалось.

Тут он вспомнил слова Фёдора Михайловича, которые, между прочим, никогда не забывал, слова, прочитанные давным-давно, в пору совсем еще ранней молодости… в общем, те самые слова про сорокалетний возраст. Очень подлые, желчные и предательские слова. Невозможные слова. Как же он мог?! Великий писатель. Наверное, в насмешку все же называют его гуманистом. Пусть даже и от лица героя, пусть даже и в шутку или со злобы. Он ведь уничтожил силой своего гения всякую перспективу жизни, фактически обнулив ее, превратив в ничто. И как же жить после этого? Неуместно и ненужно. Смеялся он, что ли, а может быть, изрек истину, горькую и нелицеприятную, от которой все всегда бегут, бегут в какой-то свой, такой смешной и наивный, мирок, который ни от чего не спасет, ни от чего никогда не защитит и в котором так всегда мало смысла. Можно, конечно, вообще не обращать внимания на эти слова, можно вообще о них не слышать ничего, просто не знать, но Неф чувствовал своим каким-то очень глубоким и правдивым чувством, что здесь кроется что-то важное для жизни.

Он никогда не был искателем ее смысла, но не хотелось все же просто так «небо коптить», а потом сгинуть, пускай и оставив наследие и наследников. Дело-то не в этом. А в том, что время шло, а Неф все никак не мог поймать его, схватить в свое обладание, присвоить себе хоть небольшую частицу, которая не канет в Лету, не растворится в пустоте проходящих мимо дней. Раньше все же не так все было: возраст мог позволить беспечность, дать несравненную привилегию жизни «просто так». Сейчас положение изменилось. Очевидно, что оставшееся время необходимо превратить в пространство, в то ощутимое пространство, которое зовут жизнью. Понятно, что нельзя было продолжать делать то, что было раньше. Хотя ничего скверного не было в этом прошлом; самые обычные человеческие вещи: дом, семья, работа. Но вот именно в них и затаилась какая-то неправда, не позволявшая теперь вздохнуть полной грудью и почувствовать себя человеком. Наверное, это было очень странно, осознавал Неф, ибо большинство людей как раз и стремятся к этому. И бывают рады, что к такому возрасту обзавелись какой-то семейной и социальной стабильностью, которая может гарантировать обеспечение дальнейшей неизбежно подходящей к концу жизни.

Как нелепы и смешны, наивны до последней отвратности после этого все эти современные теории о том, что в этом возрасте жизнь только начинается, что, мол, уже пришел опыт, а впереди еще так долго. Да впереди не долго, впереди ничего! В любой момент теперь… Вот ведь умер недавно этот сосед, Игорь, сорокалетним умер. Упал и умер, и все, словно и не было никогда. На глазах у жены и сына умер. И не болел ничем, к врачам никогда не обращался. А может, зря, что не обращался?.. Что ж ему, на роду так написано? А почему этому девяностолетнему, что на первом этаже, написано иначе? В чем разница-то между ними? Книга судеб? Мы не знаем ее логики, но зато она знает, насмехаясь и издеваясь над несчастными смертными. Все же это удар ниже пояса, нет здесь никакой справедливости, правды и смысла. Ничего нет. А еще передавали недавно про этого известного актера, тоже сорок с небольшим, и так же скоропостижно. Вот они все дернулись-то и напряглись там, все эти его соработники. Какое все-таки отвратное это слово – «скоропостижно»… Все детство: скоропостижно, скоропостижно, скоропостижно… Никогда не мог понять его, но как слышал, то словно колокол в ночи, такой рвущий страх охватывал. И все становилось каким-то тусклым, ненадежным и бессмысленным. Нужно ли вообще жить, если есть это зловещее «скоропостижно»?

И к чему эти жалкие, трусливые оправдания, за которыми только страх старости и смерти и мелочное желание хорошо пожить еще, пожить сладко, в свое удовольствие?

Неф присел на стул, даже и не присел, а как-то просел и рухнул на него, вдавив массой своего не такого уж тяжелого тела его ножки глубоко в пол. Ему стало противно, он почувствовал отвращение, граничащее с яростью и ненавистью. Непонятно, к кому, просто ненависть, глухая и темная, безотчетная и неукротимая. Он стал вспоминать разные смерти, много разных смертей и понял, что все, кто мог, уже умерли, всегда умирали, с самого раннего детства, что всегда люди только и делали, что умирали. Будто это и есть главное дело человека – умереть, которое он всегда выполняет с завидной дисциплинированностью.

Да, впрочем, ничего здесь такого страшного и нет, почему бы и не умереть? Почему бы ему не умереть здесь и сейчас? Разве не этого хочет от нас природа? Разве не этого хочет Бог? Разве не этого ждут от нас другие, самые близкие люди? Разве не ждут они нашей смерти как самого большого и желанного сладострастия в жизни, самого страшного удовольствия и удовлетворения?

Неф представил, что он умер, умер внезапно, случайно и трагически и поэтому не вернулся вовремя домой. Все всполошились, но после долгих и безуспешных розысков чей-то чужой и далекий голос по телефону сообщил жене о его смерти. Неизвестный голос, преодолевая вынужденную неловкость и досаду, сообщает ей эту весть, эту страшную и безутешную весть о его смерти. И это так достоверно и печально, так безнадежно, что делать нечего, кроме того, чтобы принять это, навсегда возненавидев этот голос и само существование. Не имел никакого права этот голос говорить такое. Это преступно, запрещено, это немыслимо. Но кому-то всегда нужно сообщать. Всегда на кого-то выпадает эта незавидная участь – быть первым.

И вот она все это слышит и не слышит, верит и не верит, немеет, вскрикивает и падает замертво. Око за око, кровь за кровь. Она отказывается дальше жить без него, возвращает билет сразу, не раздумывая. Но Неф не знает точно. Он, конечно, хочет, очень хочет представить ее убитой и моментально погруженной в горе, потерявшей сознание, впавшей в истерику и отчаяние, утратившей самое дорогое. Ему очень хочется, чтобы было именно так, чтобы своей смертью он ей отомстил. За что? Он не мог точно сказать, за что, наверное, просто за жизнь, всегда испорченную кем-то жизнь. И своей смертью мы