Мировые религии и культы: главные святыни. От паломничества до религиозного туризма - Кэтрин Херлок

Сверхъестественное изобилие святынь и мест паломничества Константинополя оказало преобразующее влияние на многие места в Европе. Реликвии позволили церквям и монастырям привлекать своих паломников, дали им статус и престиж. Тело святого Луки тайно увезли в Венецию, что спровоцировало диспут с бенедиктинцами из Падуи, утверждавшими, что оно уже было у них. Венецианцы также получили мощи святого Павла Фивейского и святой Люсии, ставшей покровительницей города[336]. Мощи апостола Андрея были доставлены в Амальфи (Италия), голова Иоанна Крестителя – в Амьен (Франция), голова святой Анны – в Шартр (Франция), а частица Животворящего Креста оказалась в небольшом монастыре Бромхольм на побережье Норфолка в Англии. Цистерцианский[337] монастырь Пэри в Эльзасе (Франция) украсили разнообразными костями святых (в основном конечностями), а также частью камня Гроба Господня и частью стола, который использовался во время Тайной вечери. Их привез настоятель монастыря, Мартин: он завернул реликвии в свою рясу, прежде чем вынести их из монастыря Пантократора (Вседержителя)[338].

Разграбление города и его сокровищ вызвало у византийцев глубокий шок. Один из них, историк Никита Хониат, оплакивал жестокое нападение крестоносцев: «О, это позорное бросание почитаемых икон на землю и мощей святых… в оскверненные места!»[339]

Изначально разграбление большинства реликвий Константинополя было хорошо организовано. Крестоносцы назначали епископа Труа для надзора за сбором и перераспределением коллекции по Европе. К сожалению, на обратном пути в Европу его не стало, а его преемник, папский легат[340], небрежно отнесся к своим обязанностям, в результате чего некоторые реликвии не попали в изначально определенные места. Однако с Четвертым крестовым походом потери не закончились. Последний латинский император Константинополя Балдуин II де Куртене (правил в 1228–1273 годах, с 1261 года был в изгнании) внес большинство оставшихся в городе реликвий Страстей Господних в качестве залога по займу Венеции в 1235 году. Он не выполнил свои обязательства, и реликвии, в том числе и терновый венец, перешли венецианцам. А уже они продали венец королю Франции Людовику IX, который поместил ее вместе с другими собранными им реликвиями Страстей Господних в своей новой, специально построенной часовне, похожей на драгоценность, – Сент-Шапель, на острове Сите в Париже.

Латинская империя Константинополя просуществовала чуть более полувека, хотя Балдуин II и его преемники продолжали использовать титул императора даже после возвращения Византийской империи в 1261 году. Несмотря на попытки крестоносцев лишить город духовной составляющей, многое было потеряно, но еще больше – приобретено. Быстро возобновились паломничества православных христиан для поклонения иконам и реликвиям. Во время своего визита в Константинополь в конце 1280-х годов китайский путешественник, почетный гость императора Раббан Шаума выяснил, что многие реликвии уцелели, чем он и поделился в своем рассказе. Некоторые из них были очень важными, к примеру, камень из якобы гробницы Христа и рука Иоанна Крестителя. Возникает закономерный вопрос: а знали ли латинские правители об их существовании? И если знали, то сохранили ли они некоторые реликвии в городе, чтобы поддержать его духовный престиж?[341]

Для православия иконы имеют огромное значение. Однако для паломников-латинян они не представляли особого интереса. При разграблении города их почти никто не тронул. Например, почитаемая икона Богоматери Одигитрии (Путеводительницы), написанная святым Лукой, хранилась в монастыре Пантократора, и крестоносцы не обратили на нее никакого внимания. К XIV веку икона стала выдающимся объектом паломничества в городе. Возродились и многие целебные святыни, проигнорированные населением Латинской империи: они вновь стали популярны среди паломников. Это возрождение религиозного рвения в Константинополе совпало с появлением новых православных святых, главным из которых был патриарх Константинопольский Афанасий I (умер около 1311 года), чьи мощи стали исцеляющими через три года после его смерти[342].

В последующие века возобновились связи между Константинополем и Русью, что совпало с упадком огромной Монгольской империи. Благодаря этому стало легче совершать потенциальные паломничества. Стефан Новгородец и его восемь спутников совершили свое в 1348–1349 годах, надеясь «поклониться святым местам и поцеловать тела святых»[343]. В их недельное путешествие в Константинополь входило посещение собора Святой Софии и других почитаемых мест: Стефан тщательно документировал свои встречи с многочисленными реликвиями и иконами. Вероятно, паломники были богаты (даже весьма вероятно, поскольку Стефан мог пожертвовать деньги на ремонт купола собора Святой Софии)[344], ведь они наняли гида, который провел их по городу; а еще они были персонами знатными, потому что им выпала честь встретиться с патриархом Константинопольским, что редко удавалось обычным паломникам. Около 40 лет спустя совершил паломничество Игнатий Смольнянин, диакон с западных окраин современной России: он сопровождал митрополита всея Руси в его третьем паломничестве в город. Игнатий задокументировал не только их опыт пребывания в городе, но и все начавшееся с их отъезда из Москвы 13 апреля 1389 года путешествие[345].

Направление для паломничества Новгород – Константинополь, по которому Антоний Новгородский проследовал всего за несколько лет до разграбления 1204 года, снова стало популярным. В середине XIII века Новгород, один из важнейших европейских городов той эпохи, не был разрушен монголами: их войско повернуло назад, отказавшись от идеи бродить по новгородским лесам. Новгород считался колыбелью Руси, городом этнического разнообразия и высокой культуры: русский философ князь Евгений Трубецкой (1863–1920) называл его «русской Флоренцией»[346]. Новгородская республика процветала в торговом и демократическом отношении и поддерживала прочные связи с Константинополем: именно за счет торговли жители города разбогатели. Между Новгородом и Константинополем путешествовали не только паломники, но и ремесленники, украшавшие новгородские церкви, а также представители духовенства, служившие духовными наставниками жителям города.

Примерно через 12 лет после Игнатия Смольнянина в примечательное путешествие в Константинополь отправился испанский аристократ Руй Гонсалес де Клавихо. Его назначил послом король Кастилии и Леона Энрике III (правил в 1390–1406 годах), и это посольство было отправлено к жестокому правителю центральноазиатской империи Тимуридов Тамерлану. Однако де Клавихо со спутниками задержались в Константинополе суровой зимой 1403–1404 годов из-за непогоды. Паломники поневоле отправили послание императору о том, что они «желают увидеть город, церкви и реликвии, которые там хранились»[347]. В ходе своих передвижений по Константинополю они увидели левую руку Иоанна Крестителя, которая «засохла так, что остались лишь кожа да кости», а в другой церкви – его правую руку, «нетронутую и здоровую»[348]. Он увидел Животворящий Крест, кусок хлеба «примерно в три пальца шириной», который Иисус дал Иуде на Тайной вечере; немного крови Христа, камень, на котором лежало его тело, и пронзившее его бок копье. Также он увидел десятки других костей, рук, больших пальцев, голов и других реликвий, к примеру несколько икон.

Де Клавихо восхитился обилием мест паломничества. Он подсчитал, что в городе было около 3000 церквей