Проклятый Лекарь. Том 7 - Виктор Молотов

— Граф, вам нельзя так резко двигаться! — умоляюще говорил Фёдор. — У вас же был энергетический криз! Доктор запретил волнения!

— К черту криз! К черту доктора! К черту всех! — рявкнул граф с такой силой, что Фёдор попятился. — Моя дочь очнулась, и я ее увижу! Даже если придется пройти по трупам!

И он буквально рухнул на колени у кровати — резко, без переходов, как подкошенный. Схватил руку Анны обеими ладонями и прижал к губам. По его щекам потекли слезы — не показные, не театральные, а настоящие, искренние, мужские. Те самые, что появляются раз в жизни, когда эмоции прорывают все плотины.

— Анечка! Доченька! Солнышко мое! Заинька! Рыбка золотая! — он захлебывался словами, перескакивая с одного ласкового обращения на другое.

— Папа… — Анна слабо улыбнулась, и в ее глазах тоже появились слезы. — Ты плачешь? Ты же никогда не плачешь… Даже когда мама умирала, ты держался…

— Я думал, я тебя потеряю! — граф всхлипнул, и это был совершенно не аристократический звук. — Как маму потерял! Думал, останусь совсем один в этом проклятом мире! Один в огромном доме, с кучей денег, которые никому не нужны! Анечка, прости меня! Прости старого дурака! Я должен был лучше тебя защищать! Нанять больше охраны! Не отпускать одну! Запереть в башне, как принцессу!

— Папа, я в порядке. Правда. Просто немного устала. Доктор Пирогов меня вылечил. Как всегда.

Граф резко повернулся ко мне. Лицо выражало гамму эмоций. Благодарность, облегчение, почти религиозное благоговение, как будто передо мной не человек, а архангел, спустившийся с небес специально для спасения его дочери.

— Святослав Игоревич! — он вскочил с колен с удивительной для своего возраста прытью и, прежде чем я успел отреагировать, заключил меня в медвежьи объятия. — Вы спасли мою девочку! Второй раз! Дважды вырвали ее из лап смерти! Вы… вы не человек! Вы святой! Нет, больше чем святой! Вы божество!

Неловко. Чертовски неловко. Даже для Архилича.

Мужик рыдает у меня на плече, размазывая сопли по моему халату, благодарит за спасение дочери. А я при этом регулярно сплю с этой самой дочерью.

И ее чуть не убил его собственный сын. Семейная драма уровня древнегреческой трагедии. Не хватает только хора и чуда с небес.

— Я просто выполнял свою работу, граф, — попытался я высвободиться из объятий.

— Работу⁈ — он отстранился, но продолжал держать меня за плечи, тряся как грушу. — Это не работа! Это чудо! Настоящее, блистательное чудо! Что с ней было? Что случилось? Отравление? Нападение? Магическая атака? Фёдор сказал что-то про крышу и какое-то недоразумение!

Я бросил быстрый взгляд на Анну. Она едва заметно покачала головой — классический сигнал «не говори правду». Особенно про Петра.

— Отравление нейротоксином, — начал я врать с каменным лицом.

— Отравление? — граф нахмурился, переваривая информацию. — Но Фёдор сказал, что на крыше был кто-то! Что вы дрались с теневиком!

— Фёдор видел, как я нес Анну с крыши, и его воображение дорисовало остальное. Профессиональная деформация охранника — везде видеть угрозы. На самом деле Анна поднялась на крышу подышать свежим воздухом — вы же знаете, она любит высоту. Почувствовала головокружение, тошноту, потеряла сознание. Я нашел ее вовремя. Еще пять минут, и начались бы необратимые изменения в мозге.

Ложь льется, как мед с языка. Гладко, сладко, правдоподобно. В конце концов, лучшая ложь — это правда с небольшими корректировками.

— О господи… — граф снова повернулся к дочери. — Анечка, золотце мое, ты должна больше отдыхать! Меньше работать! Правильно питаться! Я найму тебе личного повара! И тренера! И диетолога! И еще одного врача! Нет, трех врачей! И мы обязательно найдём того, кто это сделал!

— Папа, не начинай… — простонала Анна.

— Нет, я настаиваю! И никаких возражений! Ты переезжаешь обратно домой, под мой присмотр! Хватит жить одной!

— Папа!

— Или я переезжаю к тебе! Да, отличная идея! Буду контролировать каждый твой шаг!

— ПАПА!

— И еще… — граф резко развернулся ко мне, глаза горят фанатичным огнем. — Святослав Игоревич, я ваш вечный, бесконечный должник! Вы спасли единственное, что у меня осталось в этой жизни! Самое дорогое! Дважды вырвали ее у смерти! Просите что угодно — деньги, связи, должности, недвижимость! Хотите, я куплю вам клинику? Целую сеть клиник? Или яхту? Остров в Тихом океане? Замок в Шотландии? Назовите цену!

Ага, а сына и наследника он, похоже, совсем списал со счетов. Уже не первый раз слышу от графа подобные формулировки. Интересно.

Если бы я попросил сейчас руку его дочери, он бы отдал, не раздумывая. Вместе с половиной состояния в качестве приданого и благословением на первенца.

— Спасибо за щедрое предложение, граф. Но у меня есть все необходимое для комфортной жизни.

— Нет-нет-нет! — он замахал руками так энергично, что чуть не сбил капельницу. — Я категорически не приму отказа! Должна же быть хоть какая-то награда! Хоть символическая благодарность! Иначе я просто сойду с ума от чувства неоплаченного долга!

— Ну, если вы так настаиваете… Я хотел бы напомнить о нашем разговоре, — сказал я, воспользовавшись моментом. — Вы упоминали особняк в Барвихе, который пустует. Я бы не хотел ждать оформления всех бумаг и оплаты. И заехать в него как можно скорее.

— Особняк? — граф моргнул, потом хлопнул себя по лбу с такой силой, что эхо разнеслось по палате. — Точно! Конечно! Черт возьми, как я мог забыть! Склероз проклятый! Фёдор!

Начальник охраны оказался в дверях за долю секунды — видимо, стоял сразу за порогом:

— Да, граф?

— Немедленно, сию же секунду свяжись с Мариной! Пусть бросает все дела и везет сюда ключи от дома в Барвихе! Все комплекты — от дома, от ворот, от гаража, от винного погреба! И документы на временное пользование!

— Но граф, — Федор замялся, — для оформления документов нужно нотариальное заверение, печати, регистрация в Росреестре…

— Плевать! — рявкнул Бестужев с такой яростью, что даже я вздрогнул. — Мне плевать на бюрократию! Святослав Игоревич получит ключи сегодня! Сейчас! Немедленно! А бумажки оформим потом! Если надо, я лично приеду к нотариусу домой и заставлю его работать ночью! Под дулом пистолета, если потребуется! Выполнять!

— Есть! — Фёдор исчез быстрее, чем появился.

Граф повернулся ко