Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

того же года он возвращается в США и живет на Манхэттене до января 1920 г., во всяком случае, какое-то время, после чего подает прошение о получении паспорта с целью вернуться во Францию по причине плохого здоровья: Луи Б. Наст утверждает, что ему необходимо продолжить лечение в Мартиньи-ле-Бэн, небольшом бальнеологическом курорте в департаменте Вогезы, куда приезжают больные подагрой и ревматизмом.

И действительно, после возвращения в 1920 г. – тогда он живет на Монпарнасе, в рабочем квартале, облюбованном художниками, – в прессе появляются сообщения о его частых поездках из столицы в горы или в теплую Ниццу… Луи Б. Наст был госпитализирован в клинику Ассоциации диаконисс, чтобы подлечить желудок – по заверению его друзей, – и скончался там 8 апреля 1923 г., в 19 часов в связи с остановкой сердца.

Итак, чему верить? Кому верить? Газетам или семейной легенде? В самом деле, клан Наст мало-помалу превратит Луи Б. Наста, уже после его кончины, в двойника его отца, неблагодарного человека, безвозвратно покинувшего семью, чтобы наслаждаться парижской жизнью. Грубияна, якобы сжегшего за собой все мосты и порвавшего все связи с родственниками, не принимавшего ни сантима от своего богатого брата, отказывавшегося даже встречаться с ним в Париже… По правде сказать, в судьбах Луи и Уильяма Наста много общего, начиная с их решения жить в Европе. Кроме того, оба они рано умерли, в 54 и 53 года соответственно. Луи, в отличие от матери – верующей католички, – как и его отец, продолжит поддерживать методистскую церковь (о чем свидетельствует пожертвование 50 франков в июне 1921 г.). При этом редкие фотографии той эпохи не позволяют судить о физическом сходстве братьев. Можно сказать лишь то, что Луи был выше и полнее своего брата Конде.

Событие, которое, если верить семейным преданиям, могло бы объяснить ссору между братьями, произошло, вероятно, в 1891 г. Вот как будут рассказывать об этом эпизоде в 50-х годах прошлого века… У покинутой своим мужем Эстер А. Наст не было возможности отправить своих детей учиться в университет. В то время единственной из методистского клана, кто посещал брошенную супругу-католичку, была Франческа Наст, по прозвищу Фанни, сестра непутевого отца и мужа. Фанни, вышедшая замуж за Уильяма Алекса Гэмбла, одного из сыновей сооснователя фирмы Procter & Gamble, располагала значительным состоянием. Эта информация не вызывает сомнений, принимая во внимание тот факт, что с 1860 г. Procter & Gamble считалась удивительно процветающей фирмой, а вдовец Гэмбл умер как раз в 1891 г., оставив своим пятерым детям огромное состояние. Фанни тогда предложила оплатить учебу одного из детей Эстер и Уильяма Наста.

Почему одного, когда она могла бы легко поддержать всех братьев и сестер? Мы этого не знаем. Фанни Гэмбл, как рассказывает предание, якобы интуитивно обошла своим вниманием трех дочерей своего брата. Однако это о чем-то говорило. Не стоит забывать, что Фанни стала самой первой женщиной, которая получила диплом университета Германа Уоллеса де Бериа, что в штате Огайо. Нам также известно, что семья Наст ожидала, что выбор падет на Луи как на старшего сына, а не на Конде. Опять же по семейной легенде, в тот день, когда ниспосланная провидением благодетельница пришла, чтобы изменить судьбу одного из своих племянников, она якобы заметила что-то странное в саду у дома: одна половина сада находилась в идеальном порядке, вторая же, напротив, выдавала большую небрежность. Она спросила у матери детей, чем это объясняется, и та объяснила, что прибранной частью сада занимался Конде, а о другой должен был позаботиться Луи. «Ох, – вздохнула тетушка, – в таком случае я решительно предпочту поддержать учебу Конде». Якобы с досады Луи покинул Соединенные Штаты и больше никогда не общался со своими родственниками…

Очевидно, что этот рассказ больше похож на притчу, которую рассказывают внукам, чем на достоверную историю. В 1891 г. Конде было ровно 18 лет, идеальный возраст для поступления в университет, а его брату – 23. Этого реального аргумента было бы достаточно, чтобы оправдать выбор доброй крестной матери, если он имел место. Но интересно задаться вопросом, почему семья Наст придумала эту историю спустя совсем немного времени после смерти издателя Vogue и Vanity Fair?

Она очень четко дает понять, что в жизни встречаются два сорта людей: те, кто чувствует ответственность и соблюдает правила клана и кому уготован рай, и те, кто не подчиняется закону и попадает в ад. Следует также отметить, что женщины избавлены от риска сбиться с пути, так как они сразу отнесены к лагерю праведниц. Как, должно быть, трудно жилось тому, кто родился мальчиком в этой матриархальной семье, у которой было так много причин жаловаться на мужчин! А еще эта история исподволь говорит о том, что, в сущности, Конде не был предназначен судьбой – даже предопределен, согласно смыслу, который придают ей протестанты, – к успеху и что именно Луи должен был бы стать всесильным, богатым и вызывающим восхищение. Не стоит, возможно, дальше искать причину смущения, которое почувствовала Мадлен, разглядывая фотографию своего американского босса.

Конде Наст, сроднившийся с мыслью о том, что незаконно добился успеха, всю жизнь будет страдать от синдрома самозванца. Поэтому становится понятнее его потребность вопреки скромной и застенчивой натуре демонстрировать на страницах журналов своих детей, жену и квартиру, как будто бы он хотел убедить себя, что все происходящее с ним – правда. Ведь пресса не раз сталкивала его семью с реальностью. Именно газеты распространили слухи о разразившемся скандале с растратами его отца в то время, когда тот был консулом в Штутгарте. И опять же, не пресса ли сообщила о возвращении этого самого отца после тринадцати лет отсутствия? Если пресса была зеркалом реальности, то Конде Наст хотел иметь возможность оказаться по другую сторону. Разглядывая свое отражение на плотных бумажных страницах Vogue и Vanity Fair, он в конце концов, возможно, смог бы поверить в то, что его жизнь – не сон.

Шанко и Доди

Конде Наст не пересек океан, чтобы присутствовать на похоронах брата, но через полгода, 5 июня 1923 г., прибыл в Париж, чтобы получить орден Почетного легиона в знак признательности за поддержку, которую он оказывал французской культуре, промышленности и искусству. Этой наградой были увенчаны годы долгой и хитроумной дипломатической политики, начавшейся еще до Первой мировой войны, смысл которой полностью определяет разница между выражением «обогащаться вместе с французской модой» и выражением «обогащаться за счет французской моды». Чтобы добиться своих целей, Наст заранее обеспечил себе тылы.

В 1917 г. он финансировал обширное турне, во время которого Филипп Ортиз, уже представлявший издательство Наста в Париже, в течение четырех месяцев на конференциях объяснял тысячам гражданских и военных, почему Соединенные Штаты