Николай Кузнецов. Строптивый ставленник Сталина - Владимир Виленович Шигин

Еще одно упущение состояло в том, что ВМФ готовился действовать по одному-единственному сценарию, предполагавшему генеральное сражение на минно-артиллерийской позиции: неприятельский флот подходит к нашим военно-морским базам и попадает на заранее выставленные минные поля, пристрелянные береговой артиллерией. Он несет серьезные потери, после чего его атакуют торпедные катера и эсминцы. Оставшиеся удирающие корабли противника добивает авиация. При малочисленности флота этот вариант был действительно единственно возможным и готовиться к такому развитию событий было необходимо. Весь ужас состоял в том, что никаких других и не предполагалось.

Заседание командного состава ВМФ и флотов. Москва. 1939 г. В центре — нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов. Из архива А. А. Раздолгина

Никому почему-то не приходило в голову, что потенциальный противник был давным-давно прекрасно осведомлен о тактических разработках советского ВМФ. Поэтому идти к нашим базам и подставляться под комбинированный минно-торпедно-артиллерийско-бомбовый удар он вряд ли будет — как, собственно, и получилось в начале Великой Отечественной. Было много и других упрощений: артиллерийские стрельбы в море отрабатывались только на параллельных курсах и на малых дистанциях. Подводные лодки практически не выпускали торпеды, а имитировали выстрелы «пузырем». В период массовых репрессий никто не рисковал выступить с критикой сложившихся порядков, опасаясь обвинений во вредительстве. Гораздо проще было доложить об успешной стрельбе «пузырем», чем потерять дорогостоящую торпеду.

Не лучшим образом на боевой подготовке сказалось и «стахановское движение». Экипажи кораблей, в первую очередь подводных лодок, изматывались в море никому не нужными перекрытиями сроков автономности.

Заняв пост наркома, Кузнецов энергично взялся за пересмотр методики боевой подготовки. Из частей флота, как корабельных, так береговых и летных, выделялось «боевое ядро» (прообраз сил постоянной боевой готовности). В него входили корабли, отработавшие учебные боевые задачи и готовые к ведению боевых действий. Состав этого «ядра» постоянно менялся. Например, на 22 июня 1941 года в нем числились один линкор из трех, один крейсер из семи, два лидера из пяти, 12 эсминцев из 40 и 29 подводных лодок из 127 — всего примерно четверть боевых кораблей. Аналогично в «боевое ядро» включались береговые батареи и авиаэскадрильи.

Кузнецов ввел также три степени повышенной боеготовности. При низшей, повседневной степени № 3 «боевое ядро» флотов находилось в шестичасовой готовности к бою и походу, остальной же флот занимался повседневными делами (отрабатывал первичные задачи, ремонтировался и т. д.). При переходе флота в боеготовность № 2 «боевое ядро» переходило в четырехчасовую боеготовность, остальной же флот — на шестичасовую. При этом сворачивался ремонт кораблей и высылались в море дозоры. Наконец, при боевой готовности № 1 «боевое ядро» переходило на одночасовую готовность, а весь остальной флот — на четырехчасовую. При этом усиливались морские и воздушные дозоры, начинались рассредоточение сил и непосредственная подготовка к отражению нападения. Предстояло серьезно отрабатывать также взаимодействие флота и армии. Адмирал Флота Советского Союза С. Г. Горшков отмечает, что в приморских районах такая подготовка велась:

«…корабли флотов тренировались в оказании огневой поддержки приморскому флангу армии, в высадке десантов (преимущественно тактических) и в прикрытии войск от воздействия с моря. Впервые в истории военно-морского искусства в 30-е годы у нас была разработана теория морской десантной операции, которая проверялась в процессе боевой подготовки. Однако ни созданию десантных кораблей, ни формированию специальных десантных войск достаточного внимания не уделялось. Все наши флоты подошли к войне, не имея ни одного десантного корабля специальной постройки. Не было в составе флотов и нужного числа артиллерийских надводных кораблей, необходимых для поддержки высадки десантов. Все это ограничивало возможности флота в решении задач по содействию сухопутным войскам и затрудняло его действия по высадке морских десантов, потребность в которых, как показала жизнь, возникла в первые же дни Великой Отечественной войны»[33].

В своих мемуарах Кузнецов сетует, что в предвоенные годы все его попытки наладить совместную подготовку округов и флотов к боевым действиям на приморских направлениях оказались тщетны. Не были отработаны ни управление боевыми действиями из центра, ни координация между фронтами и флотами на местах. «Произошло это потому, — писал Кузнецов, — что армейское командование, с одной стороны, не хотело подчинять флоту ни одной крупной части, а с другой, не хотело брать на себя ответственность за оборону того или иного приморского объекта или военно-морской базы. В результате этот и все другие вопросы, которые требовали уточнения еще в мирное время, были оставлены на начальный период войны. Впоследствии это привело к тяжелым последствиям, особенно в Прибалтике».

Во многом слабые контакты с армией были связаны с тем, что на аппаратном уровне влияние Кузнецова, несмотря на очевидную поддержку вождя, было невелико. Общеизвестно, что авторитет пропорционален объему бюджетных средств, которыми располагает тот или иной руководитель. Молодой нарком контролировал всего 5,8 процентов Вооруженных сил СССР и 18 процентов оборонного бюджета. И нарком обороны Тимошенко, и Генштаб, к немалой досаде Кузнецова, не слишком его жаловали.

Взаимодействие с армией отрабатывалось только на уровне локальных операций. В сентябре 1939 года Кузнецов направил заместителя начальника ГМШ В. А. Алафузова на Днепровскую флотилию для отработки действий в погранрайонах Белоруссии и Украины. Опираясь на его доклад, нарком предложил перенести главную базу Днепровской флотилии в Пинск. Начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников и Сталин с ним согласились. Однако, когда советские войска в сентябре 1939 года перешли польскую границу, ту же Пинскую флотилию в операции не задействовали.

Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:

«Я с возмущением заявил об этом Молотову, сказав, что если мне не доверяют, то я не могу быть на этой должности. Он в ответ предложил мне читать сообщения ТАСС, которые приказал посылать мне с этого дня. Но разве это дело — наркому Военно-Морского Флота узнавать о крупных военных и политических (особенно военных) событиях, которые его касаются, из иностранных источников?!

…Освобождение Бессарабии летом 1940 года происходило также без какого-либо планирования, подготовки и согласованности всех Вооруженных Сил. Вспоминаю, как уже в последний момент мне было сказано, что через несколько дней последуют определенные действия на суше против Румынии и Черноморскому флоту надлежит быть готовым выступить в случае серьезного сопротивления. Мне ничего не оставалось, как, быстро дав указания, самому выехать в Севастополь и лично обсудить все с комфлотом, а потом выйти на эсминце в Одессу для личной связи с находившимися там Тимошенко и другими армейскими начальниками»[34].