Зачарованный сад - Александра Леонидовна Баркова

Но. На кого уповает христианин? На Господа Бога. На кого уповает крестьянин, произнося заговор? На силу собственного слова. То есть, даже если в заговор проникли какие-то христианские элементы (а нам встретятся имена святых), важно смотреть на суть магического действия: в нем не только нет места упованию на Бога, в нем даже нет места надежде на помощь святых. Мы увидим, что даже если святые фигурируют в заговоре, то только как статисты.

Уф! После такого большого экспромта мне надо решить не менее сложную задачу, хотя и совсем другого рода, — найти первый дуб.

Он растет на главной аллее, но он такой молоденький и так закрыт другими деревьями, что моя начальница просто забыла о нем, когда мы прокладывали маршрут. Я его обнаружила почти случайно, поняла, что он — идеальное начало рассказа… но он теперь потерялся снова. Сложное это дело — найти в лесу дубёнка.

А, вот же он! Прячется за раскидистой липой.

Вы помните?

У лукоморья дуб зеленый,

Златая цепь на дубе том:

И днем, и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом…

И вот вопрос: как он ходит по цепи? Лапами, как сейчас рисуют в детских книжках, или же он сидит на цепи, как дворовый пес?

Котиков у нас любят, поэтому большинство настаивает, что лапами. Хотя так совсем не понятно, зачем дуб обмотали цепью и почему кот ходит именно по цепи, а не, скажем, по траве. Видимо, у ученых свои причуды…

Интересно, что школьники, которые проводят лето в деревне и хорошо представляют себе цепных псов, уверены, что кот именно посажен на цепь. И они правы.

Дело в том, что Пушкин предвосхитил свое время. ХХ век и особенно ХХI век дали нам постепенное превращение негативных, страшных, жестоких мифологических персонажей во все более положительных. Это связано с тем, что общество становится гуманнее и ребенка уже не надо пугать, что незнакомый человек может его съесть (в прямом смысле). В современных фильмах Баба-яга из пожирательницы детей резко становится положительным персонажем, Кощей из ужасного — смешным… а Пушкин все это начал делать двести лет назад!

Иллюстрация Ивана Билибина к сказкам А. С. Пушкина.

Wikimedia Commons

В русских сказках есть кот Баюн, он прикован цепью — правда, не к дубу, а к железному столбу. Ему надо что-то кушать, и поэтому он поет песни, привлекая путешественников, а потом рассказывает сказки, приманивая поближе доверчивую добычу, чтобы затем — прыг! — и нет добра молодца.

Как вы помните, примерно тем же самым занимались греческие сирены. Им не нужна была железная цепь — им просто некуда было улететь с их острова. И мы знаем подвиг Одиссея, который смог послушать пение сирен, но остался жив. Что ж, Александр Сергеевич фактически приписывает себе такой же подвиг: он слушал сказки ученого кота, но уцелел. «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» — как воскликнул он, написав «Бориса Годунова». И в данном случае этот восхищенный возглас тоже уместен.

Налево ведет тропинка, по которой мы входим в дендрарий. Места незнакомые, но уютные — тропинка широкая, деревья обихоженные. Между прочим я рассказываю историю, как общалась с деревенской ведьмой: заговоры, которые я записала от нее, были совершенно обычными (мы как раз на первом курсе такие проходили), гораздо интереснее была она сама: ей было восемьдесят лет, она жила в деревне под названием Угол, откуда не вело никаких дорог (однажды кто-то пошутил и сказал, что деревня зовется Медвежий Угол, — шутку не поняли; написали письмо с таким адресом — над ним хохотали по всем почтовым отделениям начиная с областного центра, но письмо дошло). При мне к этой ведунье приходила соседка с просьбой нашептать на воду.

Разумеется, с появлением медицинской помощи ослабевает и вера в заговоры, и питающие ее страх и отчаянье, а значит, и отклик организма. Иными словами, современный любитель фольклора и мистики не может достичь заговором того эффекта, что получала крестьянка сто лет назад, и в этом наше огромное счастье.

Теперь, когда группа понимает, что заговор — это народный гормональный препарат, можно уже идти к самым главным дубам. Налево отходит тропинка, слушатели собрались идти по ней…

…но я говорю, что нам — направо.

И с этими словами исчезаю в широких листьях орешника.

За ними действительно обнаруживается тропка — в один ряд плитки, местами стоящей дыбом из-за корней деревьев. От ветвей надо уворачиваться. После буйных ветров эта тропка тут и там перегорожена упавшими ветками, некоторые я откидываю в сторону, а на другие мне не хватает сил, но, по счастью, в группе есть мужчины, они расчистят путь.

Так, идя путем, достойным какого-нибудь сказочного фильма, мы выходим на просвет, где вдоль оврага растут три или четыре дуба (заросли подлеска густые, я не пыталась там продираться и их считать). Да-да, те самые, старше МГУ и его ботанического сада, но весьма молодые по меркам дубов — в самом большом меньше двух обхватов, просто-таки стройный юноша.

Дуб. Фотография Александры Чурилиной.

© Чурилина А., фото, 2025

С дубами связаны два основных типа заговоров: от детской бессонницы и от зубной боли. С зубной болью логика достаточно прозрачна: заговор следовало произнести непосредственно под дубом, после чего отломить кусочек дубовой коры и грызть ее — дубильные вещества до какой-то степени ослабят боль и помогут в борьбе с инфекцией. То есть вера в магические качества дуба происходит от того, что реальная помощь мифологизируется и называние лекарственного средства подменяет собственно лечение.

Но как дуб мог помочь при ночном плаче ребенка? Если ребенок бьется в рыданиях, то он болен, как ни взывай мать к дубу — это не излечит младенца… Означает ли это, что такие заговоры совершенно бесполезны?

Строго говоря, этот вопрос поставлен некорректно, поскольку не указано, для кого они полезны. Мы снова сталкиваемся со знаменитым мифом «Природа — добрая». А реальная природа, как мы знаем, заботится о сильном, а не о слабом; в данном случае — о матери, а не о ребенке. Если ребенок слабый — пусть умрет скорее, а вот мать, уже доказавшую свою жизнеспособность, надо поддержать. И заговор, безусловно, будет полезен, но не ребенку, а ей.