«Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире - Коллектив авторов -- История

В этом плане типичной выглядит карьера Дёрдя Сатмари. Он начинал свою деятельность в 1494 г. как секретарь королевской канцелярии, не принимая сана, и содержал себя доходами от пробства в Секешвехерваре. Уже в 1498 г. Сатмари стал веспремским епископом, но продолжал считать себя мирянином и просил папу не посвящать его в священство, чтобы это не мешало выполнению его канцелярских обязанностей. Он продвигался все выше по церковной иерархической лестнице, получая одно за другим епископства, в результате все же был вынужден принять сан, но только в 49 лет отслужил первую мессу. Сатмари достиг вершины духовной карьеры, став в 1521 г. эстергомским архиепископом, но до конца жизни местом его работы и пребывания оставалась королевская канцелярия, а не вверенная ему церковная епархия[343]. То же можно сказать и о другом выдающемся представителе венгерской католической церкви эстергомском архиепископе (1553–1568), верховном канцлере королевства, гуманисте Миклоше Олахе[344]. По мнению И. Бичкея, такая молодежь, сама того не подозревая и не желая, разрушала единство церковного общества[345]. Нет ничего удивительного в том, что подобные прелаты могли сочувствовать Реформации или даже встать на ее сторону. Но даже если этого не происходило, плоды гуманистического образования сказывались на них. Тот же Миклош Олах, начав свою карьеру при дворе Лайоша II как далекий от церкви светский человек, заняв высший пост в венгерской церкви, превратился в последовательного проводника Контрреформации, правильнее — католического обновления. Однако гуманистическая образованность и миропонимание позволили ему целях восстановления авторитета и позиций католической церкви не прибегать к репрессиям против сомневающихся и инакомыслящих, а разработать и по мере сил осуществлять просветительскую и образовательную программы, предпочитая насилию методы убеждения[346].

Новые религиозные идеи с готовностью подхватывались частью духовенства, особенно низшего, из числа популярных среди населения торговых местечек францисканцев-обсервантов[347], которым была поручена пропаганда объявленного в 1513 г. папой Львом X Крестового похода против турок[348]. Часть монахов именно этого ордена в ходе Крестьянской войны 1514 г. оказалась среди лидеров начавшегося как крестовый поход против турок социального движения. Когда это обнаружилось, обсервантам была запрещена проповедь похода. «Мнимые, вредные и ложные проповедники, совратители, сыновья сатаны», — так их назвали их руководители официальной церкви[349]. Они призывали не нести повинности господам, не платить налог королю, десятину церкви, не подчиняться властям[350]. Такой поворот ситуации вполне объясним. Сторонники строго следования идеалам бедности, принадлежавшие к тому направлению францисканцев-спиритуалов, которые восприняли идеи Петра Оливи, венгерские обсерванты уже на рубеже веков вызывали обеспокоенность церковных властей критикой мирского порядка, богатства, призывами к спиритуалистическому обновлению церкви[351]. Основным ареалом деятельности венгерских францисканцев-обсервантов были торговые местечки (т. н. «аграрные города»), где преобладали их монастыри[352]. Сами монахи часто происходили из этих местечек и сохраняли с ними тесную, повседневную связь. Им были близки заботы и тяготы, выпадавшие на долю их жителей, особенно усугубившиеся в конце XV–XVI вв. Участвовавшие в Крестьянской войне монахи после ее подавления были выявлены, осуждены и наказаны как церковными властями, так и светскими, что нашло свое отражение в законах Государственного собрания 1514 г.[353] Крестьянская война была подавлена, виновные, в том числе монахи-обсерванты, наказаны, но от своих идей, прежде всего обновления церкви, они не отказались. Они нашли свое место в Реформации, став последователями Лютера.

В дореформационной Венгрии имели хождение и идеи гуситов. Под их знаменами выступали восставшие в 1437 г. в Трансильвании крестьяне. Позже некоторые положения учения гуситов нашли отражение в проповедях францисканцев-обсервантов, а через них (не только) эти идеи восприняли и развили вожди Крестьянской войны 1514 г. Один современник сообщал в письме о том, что «богемцы-схизматики в поисках преступных сообщников в предшествующие годы не стыдились сеять среди тех недостойных плевелы, чтобы они восприняли их заблуждения…»[354].

Сочувствующие учению бывшего августинского монаха из Виттенберга находились даже при королевском дворе Лайоша II Ягеллона. В этом в первую очередь подозревалось немецкое окружение молодого короля и королевы: его воспитатель и ближайший советник маркграф Георг Бранденбургский[355], главный придворный конюший и королевский судья в Надьсебене Марк Пемпфлингер[356] (сестра которого была любимой фрейлиной венгерской королевы Марии Габсбург), духовник королевы Иоганн Хенкель[357] и другие. Более того, в симпатиях к лютеранской ереси подозревали и саму молодую королевскую чету[358].

Таким образом, в предреформационный период духовная жизнь в Венгрии была весьма богатой и разнообразной, питалась из разных источников, как старых, так и новых: средневековых ересей, спиритуализма, гуманизма, гусизма, свежих идей Лютера и т. д. Стремление к обновлению религиозной жизни, повышенный интерес к церкви не обходились без ее критики, порой весьма острой. Что касается идей Лютера, то в 1520-е гг. еще трудно говорить не только об их широком распространении в Венгерском королевстве, но и о понимании в обществе того, что они собой представляют. «Лютеранами» в те годы называли всех оппонентов католической церкви, даже если они не были знакомы с учением Лютера. Преследователи «еретиков» не видели большой разницы между Эразмом и Лютером. По этой причине и приверженцев первого считали «лютеранами», например, уже упоминавшегося эразмита Иоганна Хенкеля[359] или немецкого проповедника Конрада Кордата, который некоторое время провел священником при дворе Ягеллонов в Буде[360]. Нельзя исключить, что разделявшие взгляды Лютера придворные ради безопасности предпочитали причислять себя к эразмитам, как это было в случае Георга Бранденбургского. Во всяком случае в 1520 г. он предоставил убежище изгнанному из Вены за реформационные взгляды Симону Гринеусу (соученику Меланхтона) и нашел для него место школьного учителя в Буде[361]. Как бы то ни было, уже в 1523 и 1525 гг. были опубликованы первые королевские декреты, инициировавшие борьбу с последователями Лютера[362].

В чем причина того, что официальные власти в Венгерском королевстве так быстро отреагировали на новое учение? Конечно, учитывая все вышесказанное, можно не сомневаться в том, что страх перед повторением крестьянского бунта нашел свое место среди мотивов принятия подобных законов, в которых еще не делалось различия между лютеранами и прочими «еретиками». Тем не менее, этот первый шаг в борьбе с Реформацией был вызван скорее борьбой внутри политической элиты, чем необходимостью защитить католическую церковь. Широко известен факт острого противостояния в королевстве в начале XVI в. двух политических группировок: т. н. «придворной» и т. н. «дворянской» «партий». Основным вопросом, разделявшим их, была судьба венгерского престола, т. к. король Матяш Корвин умер в 1490 г. бездетным. Еще в 1463 г. в начале царствования Матяша между ним и Фридрихом III Габсбургом был заключен винернейштадский договор, предусматривавший передачу венгерского престола Габсбургам в случае, если венгерский