«Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире - Коллектив авторов -- История

отсчёта, как главный оплот в борьбе с папством: «Св. Писание не только по сей день сражается с Папой и его заблуждениями, отстаивающими противоположное учение, но и развёрнуто предсказывает будущий приход Антихриста, без обиняков указывая, что это будет Папа, и заранее указывает на его заблуждения»[319]. Почти сразу после указания на Писание следуют Каноны апостольские: уклоняясь от обсуждения подлинности этого текста, Флаций лишь использует его к своей выгоде — отмечает, что Каноны (наряду с трудами некоторых отцов Церкви и постановлениями Соборов) выступают против безбрачия духовенства, а также не поддерживают идеи воздержания от видов пищи (поста).

Особое любопытство вызывают художественные тексты, привлечённые Флацием в качестве «свидетелей истины». Первым из них является стихотворение, взятое из «Хронографии» Валентина Мюнцера и датируемое последним приблизительно VI в.[320] Оно представляет собой предсказание о неизбежном падении римского церковного могущества в результате ошибок, преступлений и многочисленных грехов. Первые строчки этого стихотворения в слегка изменённом виде были использованы императором Фридрихом II для того, чтобы уязвить Римскую курию. Текст стихотворения в целом не позволяет сделать даже самых приблизительных предположений относительно повода его написания; Флацию удобно считать его написанным примерно в то время, когда, как он понял, началось возвышение папства. Простое и понятное анонимное стихотворение было использовано не в качестве неопровержимого доказательства своей концепции, а для эмоционального воздействия на читателя.

В «Каталоге» отмечены не только тексты как таковые (то есть в отрыве от форм их существования), но и конкретные книги, встреченные Флацием в ходе своих поисков. Вот пример того, как «свидетелем истины» признан конкретный предмет: «В библиотеке Фульды хранится какой-то старый экземпляр басен Эзопа и подобных им, снабжённый красивыми иллюстрациями. Многие иллюстрации зло высмеивают папистских прелатов. Часто там можно увидеть волков в клобуках, собравшихся на сходку. На одной из них изображён волк с выбритой головой, одетый в монашеский куколь, который проповедует окружившим его овцам. К этой картинке приложены следующие слова: „Волк в куколе — лицемер“. Как в Евангелии: „Берегитесь лжепророков“[321]. В самой первой басне волк в куколе опирается на палку и выступает перед ослами, говоря им: „Бог свидетель, как нутром своим люблю я вас“. В другой изображается кот в головном уборе, держащий в руке епископский посох и проповедующий мышам с целью обратить в свою веру. Самая старшая землеройка отвечает ему такими словами: „Лучше уж мне умереть язычником, чем в твоих лапах христианином“; и после этого все мыши разбегаются. Видимо, тот, кто когда-то изобразил эти картины, хотел указать, что лицемерные фарисеи Антихриста обойдут все моря и сушу (как говорит Иисус[322]), чтобы найти одного последователя, который, в конце концов, в два раза больше будет заслуживать геенны огненной, нежели раньше. Он указал также, что они самые настоящие волки, совратители и пожиратели стада Господа. В каком-то из своих трудов об этих баснях упоминает Вицелий[323], называя их исключительно лютеранскими. Скорее всего, они были написаны впервые 200 или 300 лет тому назад»[324].

Во время выхода обоих изданий «Каталога свидетелей истины» работа над «Магдебургскими центуриями» велась полным ходом, и тематическая и концептуальная связь между двумя сочинениями не вызывает сомнений. В рамках этой статьи мы не рассматриваем «Центурии» подробно и не описываем богатейшую международную историографию этого сочинения. Именно «Центурии» вызвали великую межконфессиональную дискуссию, продолжавшуюся несколько десятилетий и выведшую историко-церковные дисциплины на новый, беспрецедентно высокий профессиональный уровень. Тем не менее, предпринимавшиеся вплоть до середины XVIII в. попытки лютеранских учёных создать столь же многостороннее, композиционно сложное и колоссальное по объёму сочинение не увенчались успехом. Деятельность католиков на этом поприще была успешнее даже с количественной точки зрения: достаточно упомянуть реализацию после «Церковных анналов» Ц. Барония и других колоссальных проектов — болландистских «Житий святых», изданий А. Морони и «Истории пап» Л. фон Пастора в XIX в.

Какова реальная роль «Центурий» и великих произведений католической стороны в межконфессиональной дискуссии? Многотомные сочинения XVI–XVIII вв. издавались in folio, что, очевидно, было необходимо для длительного хранения информации и быстрого его обнаружения при подготовке историко-церковных сочинений, проповедей и прочего. С функцией хранения эти сочинения справлялись прекрасно — подавляющее большинство дошедших до нас экземпляров этих книг были до великого передела книжной собственности в конце XVIII — начале XIX в. частью соборных библиотек или входили в книжные собрания иерархов церкви (часты были и переходы из одного из упомянутых состояний в другое). Бывшие оплотом мощных, фундированных, детально разработанных концепций, эти фолианты были, тем не менее, неспособны распространять своё содержание вширь, открывать новые географические горизонты, проникать в библиотеки светских лиц[325]. Человек, только начинающий интересоваться содержанием полемики и только вырабатывающий свою позицию, сначала будет знакомиться с менее объёмными сочинениями. Во многих случаях важным являются и параметры паратекста — шрифт, понятно устроенные указатели, отсутствие перегруженности информацией справочного характера, удобство пользования и транспортировки, даже вес издания и отдельных его томов.

Если мы обратимся к наследию протестантской историографии в период от «Центурий» до Французской революции, то мы увидим, что в ту эпоху, когда католический лагерь продолжает фиксировать победу на рынке фолиантов, их оппоненты успешно «удерживают фронт» посредством публикации менее объёмных сочинений. Лучшие из протестантских историко-церковных сочинений на этом этапе имели не меньшее воздействие на аудиторию, нежели крупные работы предшествующей эпохи. Рассмотрим функциональные особенности лютеранской литературы XVII–XVIII вв. на примере наиболее значимых произведений Г. Арнольда и И. Л. Мосхайма.

Готфрид Арнольд (1666–1714) известен как видный представитель пиетизма и профессор, однако наибольшую известность приобрело его двухтомное сочинение «Непредвзятая история церкви и ересей» (1699–1700)[326]. Несмотря на то, что в заголовке заявлен определённый угол зрения, исключающий попытки создания всеобъемлющей концепции, и несмотря на ограниченный (по сравнению с крупнейшими историко-церковными сочинениями предшествующей эпохи) объём, эта книга на несколько десятилетий заняла среди цитируемых протестантскими историками работ первое место, далеко превзойдя как «Центурии», так и более новые крупные сочинения. Читая небольшие работы протестантских историков первой половины XVIII в., можно подумать, что в «Непредвзятой истории» Арнольда освещены все ключевые моменты церковной истории, а крупных сочинений до неё в историографии ещё не было. Разумеется, это впечатление обманчиво, однако единодушие протестантских авторов бросается в глаза. Ссылки на «Магдебургские центурии» после выхода в свет «Непредвзятой истории» резко становятся очень редкими, а затем и вовсе сходят на нет. Та же закономерность касается и ссылок на других предшественников-протестантов. Конечно, для всестороннего анализа изменения предпочтений необходимо учитывать целый ряд факторов, в том числе — и вне церковной историографии. Например, нельзя недооценивать воздействие, оказанное на церковную историографию таким светским par