Троцкий: Жизнь революционера - Джошуа Рубенштейн

был деловым, он не писал ничего об общих воспоминаниях. Ему нужны книги, так как он начинает работать над мемуарами. Она может слать ему книги на русском, французском, немецком или английском, а статьи или брошюры еще на нескольких языках, таких как итальянский или испанский, и даже на балканских языках. Он был благодарен за ее помощь, но не отвечал взаимностью на ее нежность. Через две недели Троцкий узнал, что Нина умерла в Ленинграде от туберкулеза. На похороны его не отпустили. После Нины остались сын и дочь; ее муж, Ман Невельсон, по-прежнему находился в сибирской ссылке.

В течение того года Сталин постепенно менял свою стратегию. В момент высылки Троцкого из Москвы Сталин по-прежнему находился в союзе с Бухариным, но с начала лета 1928 г. режим стал прибегать к радикальным мерам, результатом чего стал первый Пятилетний план, который включал в себя стремительную индустриализацию и – более зловеще – принудительную коллективизацию сельского хозяйства. Эта политика, ставшая известной как «левый поворот», выглядела более безжалостной версией планов самого Троцкого. Отказавшись от НЭПа, Сталин начал резкий рывок к экономической модернизации, осуществляемый за счет крестьянства.

Складывавшаяся политическая ситуация усугубляла личную трагедию Троцкого. Не все его сторонники проявляли стойкость. Находясь в изоляции в Алма-Ате, Троцкий узнавал о компромиссах прежних союзников и друзей. Юрий Пятаков, Владимир Антонов-Овсеенко, Карл Радек и Евгений Преображенский, среди прочих, приняли сталинский курс и покинули ряды оппозиции. Из Москвы и Харькова, а также из городов Сибири до него доходили известия о новых арестах. В июне группа московских троцкистов сообщила ему об арестах в столице «рабочих-большевиков». Они сетовали на уровень демократии в партии. «Насаждать демократию сверху и по приказу нельзя, – писали они ему. – Нужно основательно встряхнуть аппарат, выбросить из него не только пьяниц и взяточников… но и всех чиновников, оппортунистов… Далее… необходимо немедленно прекратить всякие репрессии, ссылки, аресты и пр.»

К осени режим начал ужесточать контроль за самим Троцким. С апреля по октябрь он разослал 800 политических писем и «около 550» телеграмм, а сам получил порядка 1000 писем и 700 телеграмм, «в большинстве коллективных». Каждое письмо копировалось и анализировалось органами безопасности, а затем для Сталина готовилось его краткое изложение. Власти не могли и далее терпеть наличие столь устойчивой связи между Троцким и его сторонниками. Письма и телеграммы, отправленные Троцким или адресованные ему, прекратили доставлять. Посредника, который тайком забирал и привозил почту, выявили и арестовали. Троцкому не терпелось узнавать новости от Зинаиды, но и ее письма до него не доходили. «Начиная с конца октября, – писала Седова другу, – мы оказались в почтовой блокаде. Конечно, на этом дело не остановится. Мы ждем чего-нибудь похуже». Сталин еще имел на них планы.

Он не мог больше терпеть присутствия Троцкого в Советском Союзе, но Политбюро тянуло с его высылкой из страны. На встрече в середине января три члена Политбюро проголосовали против высылки, а Бухарин, по некоторым свидетельствам, разрыдался, раскаиваясь за свое прежнее поведение по отношению к Троцкому. Возможно, он еще и испытывал нехорошие предчувствия относительно того, как Сталин поступит дальше – с Троцким, с ним самим, с любым из них. Вопреки их возражениям Сталину удалось протолкнуть свое решение. С постановлением о высылке за границу Троцкого ознакомили 20 января 1929 г. Он обвинялся в «контрреволюционной деятельности, выразившейся в организации нелегальной антисоветской партии, деятельность которой за последнее время направлена к провоцированию антисоветских выступлений и к подготовке вооруженной борьбы против Советской власти».

Через два дня Троцкий, его жена и их сын Лев под вооруженным конвоем были посажены в автобус, который довез их до горного перевала Курдай. Из-за сильных снежных заносов группе выделили специальный трактор, который должен был провести через Курдай семь автомобилей. «Во время заносов, – пишет Троцкий в мемуарах, – на перевале замерзло семь человек и немалое число лошадей. Пришлось перегружаться в дровни». Чтобы преодолеть 30 километров, им потребовалось семь часов. Поездом они доехали до станции недалеко от Москвы, где, по настоянию Троцкого, к ним присоединились его младший сын и жена старшего. Троцкому сообщили, что его высылают в Константинополь. Он отказался подчиниться распоряжению, требуя, чтобы его отправили в Германию. По какой-то причине власти колебались, оставив его с семьей одних в железнодорожном вагоне на 12 дней и ночей, пока наверху решали, что делать дальше. Через регулярные промежутки времени высылаемым доставляли продукты и топливо, но выходить из поезда им не разрешалось. Они читали французские романы и курс русской истории Ключевского, играли в шахматы и получали газеты, сообщавшие им об арестах сотен троцкистов. Лишь 8 февраля чиновник сообщил Троцкому об отказе Германии его принять. Согласен он был или нет, но его отправляли в Турцию.

Поезду, который теперь сильно удлинился из-за более многочисленного конвоя, потребовалось два дня, чтобы отвезти их на юг, в Одессу, где Сергей простился с семьей и вернулся в Москву. Больше они его никогда не увидят. Их повезли прямо в порт, где они поднялись на борт парохода «Ильич», названного в честь Ленина. Чтобы пройти первую сотню километров по Черному морю, пароходу потребовалась помощь ледокола. Троцкий с женой и сыном Львом были единственными пассажирами, если не считать двоих сотрудников ГПУ, обеспечивавших их изоляцию.

Кремль твердо хранил молчание по поводу высылки Троцкого, а в западной прессе множились слухи. Коммунистические газеты Европы сообщали, что тот покидает страну добровольно, вероятно, с официальной или полуофициальной миссией и со значительным числом сопровождающих. Это была целенаправленная дезинформация. В конце января 1929 г. The New York Times начала сообщать о задержаниях сторонников Троцкого: началась настоящая «война против Троцкого», в ходе которой арестовывались «колеблющиеся, которые стояли на распутье»; их ожидала «строгая изоляция». Уолтер Дюранти, глава корпункта The New York Times в Москве, чьи репортажи из Советского Союза позднее стали мишенью уничтожительной критики за безоговорочное принятие им тезисов сталинской пропаганды, в статье на первой полосе газеты писал, что арестованные планировали разжечь гражданскую войну и организовали подпольную типографию. Троцкий к тому же, «по сообщениям, собрал целую армию на афганской границе» – абсолютно беспочвенное утверждение. По мнению Дюранти, Троцкий «в глазах всего мира был самым опасным смутьяном». В начале февраля Дюранти цитировал официальные заявления, что Троцкий распространял подрывные листовки и выстроил целую подпольную сеть для рассылки своих писем. Поэтому Сталин и принял решение отправить его в изгнание – точно так же, как Ленин ранее высылал из страны своих бывших коллег, таких как лидеры меньшевиков Юлий Мартов и Федор Дан. Всего через несколько дней The New York Times – вновь на первой полосе – сообщала, что во время «ужасной метели и урагана» на Черном море Троцкий пропал с корабля; его местонахождение остается «загадкой», и есть опасения (или надежды?), что он не доберется до пункта назначения живым[34].

Истина была гораздо более будничной. Режим никого не оповестил о своих планах, чтобы избежать таких же демонстраций, какие прошли в Москве, когда Троцкого отправляли в Алма-Ату. Кроме того, Сталин хотел сохранить свободу рук; он даже собирался выполнить просьбу Троцкого о высылке его в Германию, и лишь после того, как Германия отказала Троцкому в визе, его тайно вывезли в Турцию. По прибытии в Константинополь Троцкому вручили конверт с 1500 американских долларов – суммой оскорбительной для лидера революции и основателя Красной армии. Но Троцкий был практически нищ; он проглотил гордость и принял конверт. Оказавшись в Турции, он сразу же выразил протест против условий своей высылки, полагая, что Сталин и правительство Мустафы Кемаля Ататюрка вступили в сговор против него. Но турецкие государственные служащие предоставили ему гарантии безопасности и приветствовали его как гостя. Надеясь спасти революцию, которую он помог совершить, Троцкий намеревался сплотить вокруг себя единомышленников из числа радикалов и коммунистов на Западе. Он был уверен, что Сталина еще можно свергнуть.

ГЛАВА 6

В изгнании

С политической точки зрения Троцкий уже вышел в тираж, однако он продолжал приковывать к себе внимание. Образ изгнанного революционера, ближайшего соратника Ленина, завораживал столицы и правительственные канцелярии Европы.

Троцкий вернулся к стратегии, которая один раз уже привела его к успеху. Он