Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

о политике в отношении китайского генерала Чжан Цзолиня, и о ссоре с Орджоникидзе из-за ситуации в Закавказском комитете: «Я разругался с Серго, назвал его мелочным и перестал встречаться с ним…»[266]

Г. К. Орджоникидзе(«Редкая минута покоя (перед боем)»). Автор В. И. Межлаук. 17 февраля 1927. [РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 170.Л. 125]

В то же лето Орджоникидзе роскошно принимал Молотова в Грузии, о чем Вячеслав Михайлович в старости вспоминал: «Серго придумал. Он был тоже в компании. Проезжали по одной деревне. Они телегу поперек поставили – нет проезда. Это было все организовано – выпивка, закуска, и народу собралось порядочно. Несколько машин. Местные. Накачивали, пили, пили, давай рог – две бутылки в одном роге, ну нельзя же такие вещи! Я его выпил, и не рад уже, не могу держаться…

Приехали в Сухум. Только приехали, у них уже приготовлена там закуска, выпивка, гармонь, что-то еще. Я говорю: „Я пойду наверх, надо мне выспаться“. А они приглашают. Я: „Только через мой труп“. Кончилось тем, что они согласились. Только выспался – опять у них выпивка, закуска, это пение, тосты…

Грузия… Там я, так сказать, немножко пострадал. Один вечер совсем полужив был»[267].

Вскоре, однако, отношения Молотова и Орджоникидзе стали портиться. И, конечно, не из-за этого кавказского гостеприимства, а в силу разного отношения к внутрипартийным конфликтам. Для Серго партия была братством, особенно если речь шла о старых большевистских кадрах. Молотов готов был рвать личные связи ради проведения сталинского курса, а потом и уничтожать бывших товарищей, встававших на его пути. Серго переживал это болезненно. Потом на это стали накладываться и деловые противоречия во время первых пятилеток.

К осени 1925 года на первый план вышли разногласия в «семерке». Сталина, Молотова, Бухарина и других лидеров раздражали претензии Зиновьева и Каменева на роль «хранителей ленинизма». В 1924 году Сталин уже намекал Зиновьеву, что, хотя ему и поручают произносить доклады на съездах от имени ЦК, но единственным идеологом не считают. Тот решил, что сможет упрочить свои позиции теоретическими трудами.

Зиновьев подготовил статью «Философия эпохи», где выдвигал в качестве основного принцип равенства и предупреждал, что «НЭП наряду с тем, что мировая революция откладывается, среди других опасностей таит в себе опасность перерождения»[268]. Нужно нейтрализовать крестьянство, которое объективно противостоит диктатуре пролетариата и стремлению к равенству. Сталин возражал: в статье Зиновьева «нет середняка и кооперативного плана Ленина, хотя статья и называется „Философия эпохи“. Когда тов. Молотов прислал мне эту статью (я был тогда в отъезде), я ответил грубой и резкой критикой. Да, товарищи, человек я прямой и грубый, это верно, я этого не отрицаю»[269]. Сталин, как мы видим, бравировал грубостью, в которой упрекал его Ленин.

Григорий Евсеевич Зиновьев. 1920-е. [Из открытых источников]

В условиях раскола «руководящего коллектива» реальную власть получил Секретариат ЦК. Он готовил вопросы к заседаниям и согласовывал решения с большинством Политбюро, после чего на официальных заседаниях решения утверждались независимо от того, что говорили Зиновьев, Каменев и Троцкий. Вопросы, выносившиеся на обсуждение Зиновьевым и Каменевым, бесконечно откладывались. Те требовали вернуть полномочия Политбюро и оставить за секретариатом технические функции. Сталин цинично возражал: «Разве Политбюро не полновластно?»[270]

Статья Зиновьева подверглась суровой правке в Политбюро и 19 сентября вышла в измененном виде. В тот же день Зиновьев, Каменев, Крупская и Сокольников направили членам Политбюро письмо с резкой критикой взглядов Бухарина и его школы, которые допускают «расширительное толкование решений XIV всесоюзной партконференции в сторону замазывания классовой борьбы в деревне, замазывания роли и роста кулака»[271]. В ответ Бухарин, Дзержинский, Калинин, Куйбышев, Молотов, Рыков, Рудзутак, Сталин и Томский («девятка») ответили письмом с хлестким названием: «О фракционной платформе четырех»: «По существу дела документ является лицемерным и беспринципным», его цель – «создать кризис»[272]. «Девятка» припомнила «четверке» все споры, которые возникали между ними в 1925 году. Большинство членов Политбюро, раздраженное неуступчивостью Зиновьева и Каменева, к этому времени уже готово было разгромить новых «раскольников». «Четверка» такой реакции не ожидала: «Ваши обвинения – либо плод больных нервов, либо недостойный шахматный ход, мелкий прием борьбы»[273], – отвечала Крупская.

Перед октябрьским пленумом ЦК 1925 года большинство и меньшинство членов Политбюро с трудом договорились не выносить разногласия в партийные массы. Однако в это время в Ленинграде вышла книга «Ленинизм», где Зиновьев, прикрываясь ленинскими цитатами о крестьянстве, излагал те же взгляды, что и в «Философии эпохи». В 1926 году Сталин выпустил в ответ «Вопросы ленинизма», где покрыл эти цитаты другими – о союзе с середняком против кулака и о кооперативном пути к социализму. Для участников этой войны цитат подумать, что Ленин мог быть не прав, было так же недопустимо, как для средневековых церковнослужителей – усомниться в истинности Евангелия.

Не все члены Политбюро были готовы к расколу антитроцкистского альянса. Оттеснение Троцкого от кормила власти казалось не опасным – у него в ЦК было всего несколько сторонников. А вот разрыв с Зиновьевым, которого поддерживали Ленинградская организация, Каменев, Сокольников и Крупская – это раскол в ЦК…

Из-за Зиновьева Молотов серьезно поссорился с Орджоникидзе. Вячеслав Михайлович книгу «Ленинизм» раскритиковал, Серго ее защищал, «он раскипятился, я его обругал, он бросился на меня. Киров нас разнимал… Потом Бухарин нас мирил. Орджоникидзе пошел к Сталину на меня жаловаться. Тоже при мне было. А Сталин: „Молотов прав“»[274]. Молотов не поясняет и может быть уже не помнит, что именно ему не понравилось в творениях Зиновьева, кроме того, что он не любил самого автора.

Григорий Константинович(Серго) Орджоникидзе. 1927. [РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2.Д. 58. Л. 100]

Зиновьева активно поддержала ленинградская партийная организация, в том числе старый друг Молотова Залуцкий, который задел и Вячеслава Михайловича: «Кулачество растет, крепнет, а они этого не видят или даже скрывают, затушевывают… Да и кто из них может видеть? Молотов, что ли? Конечно, он хороший парень, но в вожди-то он не годится. Он сидит, как раздатчик благодати, и раздает „эполеты“ – кому секретаря губкома, кому предгубисполкома и т. п. Его слушают, ему хлопают; докладывают, что все обстоит благополучно, – ну, он и доволен»[275]. Да уж, не дождаться теперь оппозиционерам от Молотова «эполетов»…

На пленуме Вячеслав Михайлович выступал не только как аппаратчик, но и как специалист по