Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

вот их цена за единство партии – отодвинуть Сталина. По политическому курсу с ними можно было бы договориться – потом многое из требований Троцкого будет выполняться Сталиным и Молотовым. Но вот по кадровому вопросу – тут уж кто кого.

В. М. Молотов, П. С. Жемчужина, И. В. Сталин и Н. С. Аллилуевана отдыхе. 1927. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1663. Л. 2]

Затем Троцкий, обличая партийный режим и репрессии против коммунистов, ради красного словца напомнил о своей жестокости во время Гражданской войны с расстрелами каждого пятого бежавшего с позиции, в том числе двух коммунистов. Молотов отчеркнул и этот фрагмент[303]. Берем на заметку. Когда Троцкий будет требовать внутрипартийной демократии, напомним ему, что он расстреливал коммунистов.

А вот член Президиума ЦКК М. Шкирятов спрашивает Троцкого: «Что же, по-вашему, вся партия ошибается?», на что Троцкий ответил: «Вся партия тут не причем, партия ничего не знает, аппарат предрешает судьбу партии»[304]. Молотов и это подчеркивает – вот куда метит оппозиция. Разрушить аппарат или подчинить его демагогам. Не допустим. Но состав комиссии действительно слабоват, такие люди, как Шкирятов не могут на равных спорить с Троцким.

Матвей Федорович Шкирятов. 1927. [РГАСПИ. Ф 56. Оп. 2.Д. 58. Л. 102]

На заседании Президиума ЦКК 24 июля полемика продолжилась. Молотов отчеркивал и подчеркивал в выступлении Зиновьева: «Сейчас сталинцы исключают ленинцев – в этом суть. Сейчас орудуют где-то в Сочи или Сухуме действительный пленум Центрального Комитета. Он происходит в месте отдыха Сталина. Пленум состоит из Сталина, Кагановича, Кубяка, Кирова и т. п. Там решаются все вопросы»[305]. Н. Кубяк попал в этот список довольно случайно, а вот Молотов не назван. Конечно – он же во время отпуска Сталина «остается на хозяйстве». Но кто бы говорил! Ведь это Зиновьев устраивал «пещерное совещание» на отдыхе в Кисловодске в 1923 году.

Президиум ЦКК рекомендовал исключить Троцкого и Зиновьева из ЦК. Но не тут-то было. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК, который проходил 29 июля – 9 августа, борьба развернулась с новой силой. Троцкий и Зиновьев обвинялись в том, что они распространяют фракционную декларацию 83-х, выступают с антипартийными речами, обвиняют партию в термидорианстве, заявляют, что партийный режим опаснее войны. Особую опасность для правящей группы представляло «печатание и распространение фракционной литературы не только среди членов партии, но и беспартийных, организация подпольных фракционных кружков»[306] и организация демонстрации (под этим понимались проводы Смилги на Дальний Восток, куда его услал Молотов от имени ЦК).

На пленуме Молотов выступил с критикой внешнеполитической линии оппозиции. Сталин и Молотов сочли, что Вячеслав Михайлович уже достаточно подготовлен в этой сфере. В речи 30 июля Молотов покритиковал оппозицию за непоследовательность (действительно, Зиновьев принимал участие в разработке политики Коминтерна 1925–1926 годов, которую теперь критиковали левые коммунисты), обвинил леваков в провокации войны, приписал Троцкому пораженчество (будто левые провоцировали войну с целью поражения СССР). Через десять лет это обвинение станет каноническим, но в 1927 году оно выглядело как чудовищная клевета. Причем не единственная в речи Молотова.

Чашу терпения оппозиционеров переполнило его сравнение левых коммунистов с левыми эсерами: «революционность плохого левоэсеровского типа», как значится в стенограмме. Молотов, однако, употребил другое слово – «повстанчество», что означало уже не политическое, а уголовное обвинение. Каменев 1 августа возмущенно отвечал Молотову, «который, конечно, повторил схему рассуждений людей более проницательных, чем он, и который говорил, что мы идем к повторению тактики левых эсеров с их восстаниями против партии и Советской власти и, значит, ко всем тем мерам, которыми партия против повстанчества должна защищаться». Молотов подтвердил, что действительно употребил шокирующее слово «повстанчество»: «Повстанчество против партийной законности – вот о чем я говорил». Характерно, что Каменев не считал Молотова самостоятельной фигурой – за ним стоят «более проницательные» Сталин и Бухарин. Каменев подчеркнул, что эта троица не имеет права отождествлять себя с партией: «…мы не смешиваем Молотова с партией, мы не смешиваем Бухарина с марксизмом и не верим в непогрешимость Сталина». Оппозиция приняла специальное заявление по поводу речи Молотова о «повстанчестве» оппозиции. В нем оппозиционеры еще раз подчеркнули несамостоятельность Молотова: «…речь т. Молотова дала понять, чего хочет, к чему стремится тесная фракция Сталина… Произнося по отношению к оппозиции слово „повстанчество“, ядро сталинской фракции хочет приучить партию к мысли о разгроме оппозиции»[307]. Но, как показали итоги пленума, к этому Сталин еще не был готов. Молотов своей грубой фразой прощупывал почву для дальнейших действий Сталина. Он выступил с речью «Международные отношения и оборона СССР», которая на фоне нападок Молотова смотрелась академично.

Оппозиция располагала возможностью ответить на инсинуации оппонентов, и 1 августа Троцкий выступил с докладом «О военной опасности и политике обороны». На этот раз ему просто не давали говорить, постоянно перебивая. Продираясь через крики цекистов, Троцкий обвинял Сталина и Бухарина в пересмотре ленинизма и в установлении диктатуры. На обвинения в том, что, выступая против руководства, оппозиция подрывает обороноспособность страны, Троцкий ответил: «Партия должна сохранять контроль над всеми своими органами во время войны, как и во время мира»[308].

К аргументам Троцкого уже не прислушивались. Решение об исключении его и Зиновьева из партии было принято за основу. Оба решили, что уже исключены, и не пошли на заседание ЦК 6 августа. Однако сценарий расправы еще не был завершен. Как в царские времена, для унижения жертвы в последний момент предполагалось помилование. А «висельники» не собираются его принимать! Орджоникидзе, не знавший об отсутствии Троцкого и Зиновьева на заседании ЦК, начал риторически обращаться к ним: «Пусть они мне ответят…» На это остававшийся в зале Каменев крикнул: «Зиновьев не может Вам ответить, ибо он и Троцкий исключены Вами из ЦК»[309]. В стане большинства случился переполох. За опальными вождями послали. Им торжественно заявили, что пока они еще не исключены из ЦК, что им дают последний шанс.

Оценивая настроения в партии и ее руководстве, Сталин счел, что лучше будет потянуть время, держать вождей оппозиции на грани исключения, но не рисковать. Ведь исключение Троцкого из партии могло вызвать ее раскол и возникновение второй коммунистической партии в полуподполье. И все это – в условиях опасности военного вторжения.

Разногласия обсуждало объединенное заседание Политбюро и Президиума ЦКК 8 сентября. Пригласили Троцкого и Зиновьева. Молотов на этом заседании утверждал, «что партия готова к расколу, что