ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова

такая работа. Жуткая. Даётся по вере.

Говорят, над моим Донбассом открыты двери

в небе синем, прямо в пределы рая.

Под ногами стонет земля сырая.

У тёти Марины руки натруженные, глаза ясные.

«Пусть они никогда не погаснут», —

загадала я в детстве своём быстрокрылом,

когда тётя Марина в тазу меня мыла.

Помню каждую улочку города доломитного,

по нему я на велике девочкой любопытной,

словно птица, носилась, но домой приезжала вовремя.

Небо было такое же синее, но не бездомное.

Караваем свадебным солнце над балкой.

Моей тёте Марине особенно деточек было жалко.

Сколько помню, она жалела меня, всё гладила

по рукам или волосам на скамеечке под виноградом,

приносила с работы трубочки и ватрушки.

Даже если я не была в этот день послушной.

А теперь мне жалко тётю Марину – маму крёстную.

Я давно не деточка, а сама уже тётя взрослая,

нет ни велика, ни ватрушек, ни пьес для фортепиано.

Во все стороны только дни окаянные.

2022, Москва

А́вдеевы конюшни

Он вздохнул, улыбнулся одними глазами,

весь зелёный-зелёный, только чёрная балаклава.

«Это Авдеевы конюшни», – сказал и замер,

чтобы я оценила шутку. Человек особого сплава.

Кем ты был в той жизни, ну, довоенной,

до того, как превратился в Геракла?

Если честно, уже не помню, немного был бизнесменом,

торговал в сезон на Крытом раками.

А потом оно как-то само – аэропорт, Пéски.

У меня же там дача. Была. Два этажа и беседка.

А потом оно как-то само – словно бы изменилась резкость —

полтора года снайпером, сейчас в разведке.

Ну и что, мы возьмём её, эту Авдеевку, «Авдеевы конюшни»?

Сомневаешься? Поэтесса! Возьмём. Посмотришь…

И ушёл куда-то, насвистывая «Катюшу».

Мы не виделись больше.

2022, Донецк

«Думаешь, она просто женщина по соседству…»

Думаешь, она просто женщина по соседству.

Платье в цветочек, крестик, больные ноги.

А она – хранительница Донецка,

да, хранительница Донецка.

Города, куда не ведут дороги.

Она держит своею верой над городом небо.

Говорит: «Чем могу, помогаю, молюсь, говею».

Она шепчет слова молитвы, в ней совсем не осталось гнева.

Настоящая королева.

Её быт суров, её мысли – дожить до завтра.

У неё есть кот – леопардовый грузный Марик.

И она ему утром первому предлагает завтрак,

а потом и себе чего-то там наливает.

Я ведь помню, какой она ещё четверть века

/молодой и глумливой, модницей, сердцеедкой/

распрекрасной была, макинтош как носила в клетку,

какой жгучею роковою была брюнеткой.

А теперь в то вчерашнее марево вход заказан,

там до сей поры стынет чай, а в менажнице сухофрукты.

Но она не пожаловалась мне ни разу.

Она просто молчит, когда сильно стреляют, в трубку.

А когда прекращают стрелять, её голос весел.

Говорит, что Господь ей отмерил ещё немного.

Думаешь, она просто женщина по соседству?

Нет, она – хранительница Донецка.

Города, куда не ведут дороги.

2023, Самара

Дети роз

Первое, о чём ты потом будешь трещать без умолку.

Самое первое, что захватит дух твой ещё на станции.

Это то, что здесь на всех площадях, улицах, в переулках

/заполняют собою даже неприспособленное пространство/

небывалой красы, огромные, в мужскую ладонь размером,

бархатистые, сонные, пахнущие лобово и протяжно,

даже не розы – а символы нашей несокрушимой веры

в то, что однажды нам перестанет быть страшно.

В то, что однажды всё это перемелется, но не забудется.

Памяти нашей памяти воздвигнут высокие стелы,

отстроят дома, расчертят и нарекут новые улицы

именами врачей, скрипачей и, конечно же, самых смелых.

Тех, кто по воду ходил далёко с пустыми баклажками,

кто всей душою желал, чтобы хоть дети дожили до мира,

кто вещи стирал в рыжей воде и сушил вверх тормашками

на сквозняках февраля в лишённых стёкол квартирах.

Не поверишь, но всё же цветут наши розы донецкие

вопреки, словно бы говорят нам, жителям города и завода,

что однажды все уехавшие вернутся на Университетскую

и снова войдут в эту реку, дважды войдут в эту воду.

2023, Донецк

«Мой папа тоже был пожарным…»

Мой папа тоже был пожарным —

красивым юношей поджарым.

Рассказывал мне об огне,

чтоб я чуть позже о войне

могла писать его словами.

О том, что у любого жара:

от искры – лижущего жала —

до в рост поднявшейся беды,

когда не хватит ни воды,

ни сил, ни техники, ни пены,

проходит времени немного.

От первых искр до эпилога,

до пламени, в котором всяк

сгорает, словно бы сушняк,

сгорает, стало быть, мгновенно.

Как при пожаре время против

играет всех, как дом напротив

эвакуируют под нуль,

как выставляется патруль

и никого не подпускают.

А там, где началось всё это,

десятое несётся лето

в заката грешную печаль,

где был приказ не отвечать,

приказ преступный.

И все теперь мы в этой лодке.

«И будет день, и будут сводки», —

у нас так бабы говорят.

Как страшно, десять лет подряд

внутри пожара, папа.

2023, Донецк

«Впереди год дракона маячит…»

Впереди год дракона маячит —

мягкая сила Китая.

Под Авдохою Димка Филиппов

роняет Горыныча Змея.

На Тверской снег идёт

и не тает, не тает, не тает.

А в Донецке моя

ясноглазая мамка болеет.

С Новым годом,

а счастье пусть будет из старых —