ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова

class="v">пожелтевших газет,

мишуры, балерин в белых пачках.

Новый год, Новый год —

это время менять аватары.

Под Авдохою Димка Филиппов,

свернувшись калачиком,

как младенчика, руку баюкает.

Спи, люли-люли.

Наша хата не с краю

в Донецке трясётся, но держится.

На Тверской снег идёт,

и под снегом спешащие люди

почему-то становятся на мгновенье

похожи на беженцев.

И мне страшно за всех,

за всех моих русских,

и за этих, которые в книжном

толпятся у полок.

И за мамку. За Димку. Я слышу,

как сердце его под разгрузкой

открывает мне тайную тайну:

война будет долгой.

И победа неблизкой,

смотрите, смотрите тверёзо.

Каждый метр вперёд

нам стоит огромных усилий.

На Тверской снег идёт,

а в Донецке последние розы

обрезает близ линии фронта

Ревякина Лилия.

2023, Москва

«Любые слова теперь лишние, лишние, лишние…»

Любые слова теперь лишние, лишние, лишние.

Война заправляет здесь всеми и всем.

Мы с Ромкой Канарченко гуляли весной по Текстильщику.

И было нам, кажется, семь…

Семнадцать нам было, весна была мирной и звонкой,

а нынче январь и мороз, и снова обстрел.

И мама напишет: «В Донецке отчаянно громко».

И мама напишет: «Здесь кто-то опять не успел

укрыться, спастись, добежать, помолиться,

здесь птицы железные в небе – коршуны тьмы.

А сводки, что сводки…

                   Тридцать в больнице

и двадцать восемь мертвы.

21.01.2024

«Он уезжает или приезжает?..»

Он уезжает или приезжает?

Она его на поезд провожает,

и слёз не льёт, и не дрожит губой.

Я знаю, что её зовут Любовь.

А как его? Да как вообще угодно…

Любое имя из имён народных

он сменит на два слога позывных

и умирать пойдёт за семерых.

Ну что ты, в самом деле, – он не сгинет!

Скажи мне (я молиться стану) имя:

по позывным Господь не разберёт.

Молись за всех, за весь большой народ.

И за неё молись, пускай дождётся

дончанина, самарца, новгородца,

читинца, москвича и петербуржца —

поэта, музыканта, вольнодумца.

Пускай дождётся. Ждать она умеет.

И доживут они до юбилея,

чтоб никогда не вспомнить при потомках

ни этот день, ни поезд, ни котомку.

А будут помнить что? Как в век кевлара

она его собою прикрывала —

живою плотью крепкую броню.

Словами: «Милый, я тебя люблю…»

Амир Сабиров

«По цепи окопов свистит и…»

По цепи окопов свистит и

приглушит слегка;

сушился бушлат —

продырявили пулями;

хохлы выползут в поле,

отработают их снайпера:

убили других, а поэтому

сами не умерли.

Кабачковой икры натощак,

сигарета просмолит губу,

и дрожащие руки от холода

передёрнут затвор.

Прокляну вслух войну

да на небо взгляну,

что рассветом распорото.

Сколько дней до победы,

скажи, предзамесная тишь,

как стекло, вся разбита

приходами,

вроде «Града» куски;

мы к земле припадём;

замолчишь,

моё солнце – весна, которую

здесь изуродовали.

«Сквозь окна квартиры…»

Сквозь окна квартиры

разбитой ветер подует,

остаток напалма запыленный

воздух прорежет,

смола сигарет уставных

на пальцах пятном

пожелтевшим

остынет,

и ты прикоснёшься ко мне

воронёной бессонною ночью,

когда замолчит артиллерия,

когда засопят сослуживцы,

лишь кто-то внезапно,

от крика проснувшись,

дрожащей ладонью откроет

защёлку на двери.

Сияют горбинки хрущёвок

под новорождёнными

спутниками,

и слову любому,

что скажешь, заплакав,

поверю.

«Сквозь туман…»

Сквозь туман

обезвоженно синий,

рёбра кузова в тент обернув,

едет взвод по спасённой России

и бросает к обочине грунт.

Татарва, дагестанцы, чеченцы,

белокурые лица славян,

украинцы – на каске с имперским

флагом – чай пьют со мной по долям.

Конвоиры, сидельцы, убийцы,

участковые и слесаря,

из ОМОНа суровые лица,

гладковыбритые якоря.

На делёжке района – разборка,

в пьяной драке летальный исход,

на груди, как влитая, наколка:

«Тот, кто истинно любит, тот ждёт».

Обступает свинцовая дымка

южнорусские станы полей,

как девичьи, ратная битва

созывает в раздоре князей.

Говорит, что племён нет и наций,

геноцидом кто вскрыл новый век,

что арийцам под стать лишь британцы,

та же кровь у прилизанных век.

Палачи, казнокрады, поверья

новорусские будут не вам!

Не наживы не ради – спасения

воздвигает убитому храм

Вечный мученик – грозным потоком,

рассекающим волны волной

термоядерной, жгучим осколком

появляется мир голубой.

«Рассветным обугленным полем…»

Рассветным обугленным полем

идём по приказу Господнему

к февральскому белому дню,

Ныряя в воронки застывшие,

где теплятся берцы дырявые,

оборванные на корню.

Свистят по скукоженным тучам

снаряды – и, кажется, к лучшему —

хохлы сейчас бьют не по нам.

Блиндаж, словно Божия милость,

скажи, брат, мне это приснилось,

и я уже больше не там.

«Легкий холод, сибирская…»

Легкий холод, сибирская

проседь

на стакане осевшей тоски,

век войны город мой

перекосит,

пацанов раскидают

в полки

поднебесные. Отблеск

Донбасса

разорвёт океанскую плоть.