Писательская рота - Сергей Егорович Михеенков

217-я стрелковая дивизия и 2-я отдельная штрафная рота лейтенанта П. И. Завьялова. Штрафники ворвались в немецкую траншею и сошлись в рукопашной. При этом командир штрафной роты лейтенант Завьялов был убит.

15 ноября подошёл танковый полк. После артподготовки, в которой участвовали и 120-миллиметровые миномёты, танки и пехота 96-й и 260-й стрелковых дивизий пошли вперёд. Были заняты Старое Село и ключевая высота 144,1. Боясь охвата, немцы в этот день оставили Хальч.

Обстановка на 16 ноября: «…противник обошёл и занял заранее подготовленный оборонительный рубеж, который проходил по восточным скатам Безымянной высоты, что восточнее дороги Калиновка — Хальч. Передний край пр-ка проходит сплошными траншеями, насыщен отдельными ДЗОТами и очагами ручных пулемётов, станковых, миномётами и ходами сообщения в с. Калиновка. Артиллерия пр-ка главным образом расположена на окраинах с. Калиновка, Будённовский, Станки, выс. 144, 9 и в районе Хуторов».

Бои на плацдарме день ото дня становились всё упорней и кровопролитней. Только к 25 ноября войска 11-й армии подошли к Гомелю, охватывая город с трёх сторон. Атаку стрелковых полков поддерживала штурмовая и бомбардировочная авиация и танки. Первыми в Гомель ворвались 96-я и 217-я стрелковые дивизии. Их ударные части захватили железнодорожную станцию, заводские кварталы и площадь у дворца и сада Паскевича. Бой шёл всю ночь, к утру город был очищен от немцев.

Свою первую медаль «За отвагу» сержант Белаш получил во время боёв на плацдарме, когда его 338-й стрелковый полк медленно продвигался к северо-западной окраине Гомеля. В те дни ствол его миномёта не остывал.

Верно говорят: о мужчине, и как о человеке, и как о мужчине, надо судить по отношению к женщине. Чего только не наговорили некоторые воевавшие о женщине на войне! И такая-сякая… И, если санинструктор роты, то, значит, — на всю роту…

А вот — Юрий Белаш:

Ах, не одного приворожили

эти невозможные глаза —

трепетные, синие, большие,

как на древнерусских образах.

Словно в бочагах с водою вешней

небосвод качнулся — и затих…

Вот с таких, как ты,

земных и грешных,

и писались облики святых.

(«Люба, госпитальная сестра»)

Женщина была дня него богиней.

Но личная жизнь Юрия Белаша не сложилась.

Начиная с 1957 года он несколько лет руководил литературным объединением в Доме культуры МИИТа. В эти же годы работал в редакции журнала «Молодая гвардия». На жизнь зарабатывал внутренними рецензиями. Какое-то время работал в отделе критики журнала «Знамя».

Жизнь вёл замкнутую. Одиночествовал. И этим весьма дорожил.

До того, как пошли стихи, Юрий Белаш написал пьесу — драму «Фронтовики». Её не принял ни один театр. Уже тогда театры становились полузакрытым местом для драматургов и писателей. Вячеслав Кондратьев, негодуя по поводу того, что режиссёры «не разглядели» пьесу, писал, что в драме «Фронтовики» «кроме напряжённого и драматичного сюжета имеются прекрасно и выпукло выписанные образы», что «драма Белаша потребовала бы серьёзной и новаторской работы, которая оказалась не под силу нынешним режиссёрам». «Но я уверен: придёт время и для этого произведения, потому что такой поистине военной пьесы ещё не было на подмостках наших театров». К сожалению, и время прошло немалое, и времена изменились, но режиссёры за пьесу Юрия Белаша так и не взялись.

«Перечитывая Ю. Белаша, — а я делаю это часто, — невольно ловишь себя на некой зависти к поэту, — писал в предисловии к посмертной книге «Окопные стихи» Вячеслав Кондратьев. — Ведь то, для чего прозаику нужна не одна книга, поэту удалось сконцентрировать в тоненькой книжечке и рассказать в ней почти всё о войне. Но чего это стоило поэту, по-настоящему знал, наверное, только он один. Мы, его друзья, можем только предполагать, припоминая постоянную сосредоточенность этого человека, порвавшего много связей с прошлыми друзьями и знакомыми, называвшего свою квартиру на Ломоносовке “моим блиндажом”, в которой он без помех мог отдать себя одной страсти — поэзии. У Юры есть одно стихотворение:

Нет, я иду совсем не по Таганке —

иду по огневому рубежу.

Я — как солдат с винтовкой против танка:

погибну, но его не задержу.

И над моим разрушенным окопом,

меня уже нисколько не страшась,

танк прогрохочет бешеным галопом

и вдавит труп мой гусеницей в грязь.

И гул его, и выстрелы неслышно

заглохнут вскоре где-то вдалеке…

Ну что же, встретим, если так уж вышло,

и танк с одной винтовкою в руке.

В этом стихотворении вроде бы реальная картина, но, зная, что написано оно в ту пору, когда поэта не печатали, когда вообще было совершенно неизвестно, а будут ли когда-либо такие стихи опубликованы, есть в этом стихотворении не только непоколебимость солдата, но и непоколебимость поэта продолжать начатое, встретить все жизненные препятствия, если уж так вышло, с одной книжкой стихов в руке, книжкой, в которой нет ни грана лжи, а там будь что будет, напечатают или не напечатают, но нравственная сверхзадача поэта выполнена».

Всё так. Солдат живёт и действует по уставу. Поэт — тоже. Дня него, поэта, устав тоже написан кровью. Кровью и страданиями предшественников — Пушкина, Лермонтова, Блока, Есенина.

Пьесу «Фронтовики» опубликовал журнал «Театр» в 1985 году в юбилейный год 40-летия Победы. В надежде, что найдётся режиссёр и для военной темы, и для «прекрасно и выпукло выписанных образов» драмы. Не нашёлся. Военные драмы вообще постепенно сошли с подмостков наших театров. Старые режиссёры и актёры ушли, а новое поколение и ставить, и играть войну на сцене не умеет. Та же проблема и в кино. Но это уже другая тема.

Стихи у Белаша появлялись порой ни на что не похожими. Так писалось. И дело не в отсутствии рифмы. Например, такое:

Когда ты убиваешь врага в бою, ты не можешь быть уверен,

что убьёшь его, а не он тебя, и потому ты не чувствуешь

себя убийцей… Но почему ты не радуешься, когда после боя

приходится подчас расстреливать безоружного врага,

хотя ты хорошо понимаешь, что в бою он мог убить тебя?..

Вопреки распространённому мнению, что стихи невозможно пересказать, стихи Юрия Белаша пересказать можно. Они сюжетны. А сюжет запоминается легко. Но когда всё же точно следуешь написанному автором, словно спрыгиваешь к нему в окоп, и тогда совершенно не замечаешь неточность, приблизительность рифм. А окопные миниатюры легко запоминаются.

Осень.

Снова лес меняет обмундирование.

А я всё жив.

Странно!..

Женщина с ребёнком храбрее мужчины с винтовкой.

Время в бою измеряешь не