Танкисты. Книга вторая - Коллектив авторов

деревню – вся сожженная. Только печки и трубы стоят… В следующей то же самое… Только дом показали, в котором сожгли всех жителей… В третью заехали, старуха выходит, а рядом с ней мальчик лет пяти. Но приглядевшись, я понял, что перед нами молодая женщина… А с ними собачка. Она подошла, понюхала и спряталась за них. Но постояла там какое-то время, потом подходит ко мне, и, верите ли, положила на меня лапки. И командир их спрашивает: «А чего ваша собачка вначале спряталась, а потом вышла?» А «старушка» и отвечает: «Так она понимает больше, чем мы! Вы не видели нашу деревню, когда в нее вошли немцы. Когда они въезжали, все собаки до единой лаяли. Чуяли – не те люди пришли… И вся улица в пулях – со всех сторон по ним стреляли…» А раз было даже так.

Как-то за Ельней нас с Шинкаренко первыми пустили на разведку. Вырвались вперед, смотрим, немцы гонят колонну жителей. У женщины одной ребенок ревет, немец подбегает, вырывает его и подбрасывает вверх. А второй стоял рядом с автоматом. Он из него р-р-раз, и все – крик кончился… Ой, сколько мы всего за войну насмотрелись…

– Многие ветераны признаются, что после таких картин в плен какое-то время не брали.

– Хороший командир никогда не скажет – «Ребята, стреляйте!» Наоборот, всегда напомнит: «Нам нужны пленные!» Но у тебя есть где их посадить? Есть чем накормить? Поэтому сам должен понять – он нам не нужен. Значит, отводят ребята в какую-то канаву и…

– Некоторые бывшие механики даже признаются, что им приходилось давить пленных.

– Такие зверства есть за душой у каждого, но здесь трудно осуждать. Но вы представляете, какая у меня ненависть, когда я увидел, что командир взвода повис в люке… И все-таки слепой ненависти у меня не было. Потому что я понимал, даже немцы разные.

Одного, помню, взяли, так верите или нет, что он сделал? Достает из кармана партбилет – коммунист. И клянется: «Я всегда стрелял мимо!» Поэтому в таких случаях всегда надо здраво реагировать. Даже такой эпизод вам расскажу.

Вот я всегда рассказываю на встречах, что когда идешь давить, то такой страх, что даже помутнение в глазах делается. Не то я его задавил, не то нет… И вот как-то гоню танк, один бежит, второй, третий, какой из них?… Помню, нагоняю одного, а он так поворачивается, и я вижу, что он совсем пацан еще… Оглядывается, наеду на него или нет? И у меня так в душе – ну за что этот пацан воюет? Но резко не гоню. И когда нагнал, р-р-раз вправо и пропустил его. А потом к вечеру кончился бой, собрались все, и я гляжу, среди пленных этот солдатик стоит. Наши автоматчики тоже его пожалели, не стали расстреливать. А я немножко понимал по-немецки, спросил его, как зовут, сколько лет. Он рассказал, а я на него смотрю и думаю – Боже, у меня же дома такой же брат остался. Но у нас таких молодых еще не брали, а немец брал…

– А правда, что на гусеницах остаются куски мяса?

– И мясо, и одежда… Может, какая кость не выскочила и заело…

– А вам приходилось из Т-70 стрелять по немецким танкам?

– По-моему, ни разу не стреляли. Просто утюжили пехоту и подавляли огневые точки. Помню, на подходе к Ельне такой эпизод.

Шли вперед, вдруг смотрим, пушчонка впереди нас закрутилась. Маленькая, как у нас «сорокапятка». Мы с командиром даже заспорили: «Это наша, наверное». – «Нет, это немецкая 37-миллиметровка», они очень похожи. И пока с ним спорили, вдруг удар прямо между колес, и ее накрыло…

Потом из-за кустов вдруг вылезает большой немецкий танк, но пушкой в свою сторону. Подумать даже не успели, с СУ-122 как врезали по нему… Немец выскочил в верхний люк и повис… Как наш командир взвода…

– А вы можете сказать, какие потери были у вас в батальоне, бригаде?

– У нас в бригаде был целый батальон Т-70 и два батальона «тридцатьчетверок». Но какие потери были, я не знаю. Нам не докладывали.

– Просто мне бы хотелось задать вам один из самых важных вопросов нашего проекта. Вот у вас на фронте не было ощущения, что людей у нас не берегут? Что мы могли победить с меньшими потерями? Как сейчас зачастую говорят «завалили фашистов трупами».

– Как военный человек я считаю, что война не может вести таких учетов. Война есть война. Один полководец оказался на данном участке более расчетливым, понимающим и выиграл. А второй полез, ни разведки хорошей не сделал, ни техникой не обеспечил, ни моральный дух солдатам не поднял. А завтра наоборот. Но я много помню случаев, когда и с малым количеством людей победы одерживали. Целые батальоны в плен брали…

Вот сейчас принято Жукова поливать, а я прям не знаю, как за него становлюсь. Ведь он же еще под Москвой приказал: «Хватит в лоб с ними бодаться – обходить и потом уничтожать!» Но война всегда остается войной. Там всего не рассчитаешь, и по-всякому может сложиться. Вот как у нас в Белоруссии под Княжицами получилось?

К вечеру наши «тридцатьчетверки» спустились в лощину. А один «Тигр» вышел и шесть штук расколотил… Вот что значит неправильно использовать. И нас спас только проливной дождь. Пошел дождь такой силы, что ничего не видно. И пока он шел, ночью прибыл полк СУ-152. Все остановились вдоль опушки леса, замаскировались. К десяти утра все утихло, погода ясная, и немцы пошли на своих «Тиграх» в атаку. Так этот полк все до одного «Тигра» подбил! Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Стечение обстоятельств. Когда командование поняло, что здесь у немцев большая сила, прислало этот полк. Или другой случай.

Вот когда мы в октябре 43-го пошли в наступление на Оршу, то получилось что? Оказывается, немцы еще летом соорудили плотину, и когда мы пошли, они плотину взорвали, вода пошла, луг залило водой. Весь 1-й батальон подполковника Муравьева там увяз, и все танки, 31 машину, немцы подбили… Его бы в штрафную отправили, но спасло то, что он в этом бою 18 ранений получил и находился без сознания. И вот как этот бой оценить?! Разве кто-то хотел людей положить? Просто так сложилось…

– Тогда хотелось бы узнать о вашем отношении к Сталину. Ведь это именно его сейчас принято винить в наших огромных потерях.

– Я считаю, что любой настоящий командир должен быть жестким и твердым. А я многих