Любовник Павлова - Ника Маслова

Появились, но ей об этом не стоило знать.

— Да нет. К родителям возвращаюсь, — соврал я для пользы дела. Мою историю она немного знала, так что это объяснение должно было её полностью удовлетворить.

Она кивнула несколько раз, тряхнула спутанными русыми с проседью волосами. Ровесница Марии, тётя Маша выглядела развалиной даже в свои лучшие дни.

— Так я и думала, что всё этим закончится. — Вздохнула тяжело. — Ну ладно уж, иди домой. И скажи отцу, что я не потребую с него обычную плату. И тебе прощаю, начало месяца, ладно уж, что там эта пара дней.

— Обычную плату? — переспросил я, вглядываясь в опухшее от постоянных возлияний лицо. — Какую ещё обычную плату? Вам что, платил мой отец?

Она с виноватым видом побила себя по губам. Затем махнула рукой и расплылась в щербатой улыбке.

— Ладно уж, раз сорвалось с языка. Твой папа просил за тобой приглядывать, Вадик, платил мне копеечку каждый месяц. Ты не злись на него, он же это любя. И если можешь, помалкивай, а? Человек он серьёзный, обидится ненароком на меня за длинный язык.

Я шумно вдохнул, не зная, как реагировать на эту новость, и выдохнул, когда подоспела новость номер два. Воспользовавшись тем, что дверь в квартиру оставалась открытой, в заставленную мусорными пакетами комнату вошёл господин Павлов. В итальянских туфлях, дорогущем костюме, швейцарских часах заоблачной стоимости, он выглядел здесь, на фоне ободранных стен, пришельцем из другого — лучшего — мира.

Проследив за моим взглядом, тётя Маша всем корпусом повернулась к Павлову, громко икнула.

— А вы, собственно, кто?

Глава 15-2. Вадим. Хрущёба

Глава 15-2. Вадим. Хрущёба

Незаметно для квартирной хозяйки я мотнул головой, прижал палец к губам: только молчи!

Ага, так он меня и послушал. Это же Павлов. У него, видно, внутри всё зудит, если не сделать по-своему.

— Квартиру сдаёшь? — спросил он, переведя тяжёлый взгляд на тётю Машу.

— А что? — Она подбоченилась с независимым видом. — Снять хочешь, что ль? Или так, поиздеваться над бедным больным человеком пришёл?

Я бы на её месте тоже насторожился. Павлов выглядел настолько чуждым обстановке, что ну никак не мог заинтересоваться этой потрёпанной гнилой конурой. Даже насквозь пропитые мозги понимали, что он появился тут не ради аренды жилья.

— Снять хочу. Покажи.

— Да чего тут смотреть? — возмутилась тётя Маша. Павлов ей явно не нравился. — Комната двенадцать, кухня четыре, сортир три, коридорчик с кладовкой и всё.

— Вот их и покажи.

Я не понимал, чего добивается Павлов. И когда тётя Маша, в сердцах сплюнув на пол, пошла демонстрировать кухню да туалет, совмещённый с ванной, потащился за ними следом.

В квартире царил полный бардак — последствие скорых сборов, но не только. В мойке оставалась невымытая посуда, в корзине с отломанной крышкой — грязное бельё. Ванна отнюдь не сияла белизной. Пока меня не было, произошло очередное крушение плитки, и куски керамики и цемента дополнили привычно убогий пейзаж. Павлов, покивав своим мыслям, вернулся на кухню.

— Колонка работает? — спросил, указывая на местами ржавый агрегат.

— Да что ей сделается-то? — скрестив руки на груди, ответила тётя Маша. — Работает, ясное дело. — Она повернулась ко мне, рявкнула с нервов: — А ты чего её отключил?

Чтобы ночью от газа случайно не угореть.

— Так выезжаю же. Мало ли, сколько времени тут людей не будет.

— Слышал? — Тётя Маша повернулась к Павлову. — Ну как, понравилась хата? Берёшь?

Павлов покачал головой.

— Не беру, не понравилась, но за твои труды — большое спасибо. — Он вытащил из кошелька купюру и протянул квартирной хозяйке. Я ей ту же сумму за аренду за месяц платил.

— Это мне, что ль? — ещё более подозрительно спросила она, но руку вперёд протянула.

Худая ладонь заметно дрожала, и меня невольно уколола жалость. Молодая же ещё женщина, но если так пить, до старости точно не доживёт.

— Прими за труды. Прости, что отвлёк тебя от важного дела.

Тётя Маша схватила купюру, как ворона — блестяшку, с хрустом сжала её в кулаке. Сглотнула. Я прямо видел, как в её голове ворочаются колёсики и шестерёнки, строя грандиозные планы, как полученное поскорее пропить.

— Та-ак, — протянула она. — Ну это, ладно. Вы тут сами заканчивайте, а у меня ещё куча дел.

Она бросилась из квартиры, будто за ней черти гнались. Сто процентов, пятки жгла мысль о том, что богатый дурак сейчас поймёт, что заплатил ей ни за что ни про что целое состояние, и пытается вернуть свои деньги.

Дверь за ней громко хлопнула, автоматический замок щёлкнул, отсекая нас с Павловым от появления случайных гостей. Тётя Маша так быстро сбежала, что даже ключи забыла от квартиры забрать. Я мог на что угодно поспорить, через час максимум она забудет и обо мне, и о Павлове, и обо всём мире. Какое-то время ей будет очень хорошо, потом очень плохо, а затем реальность вернётся, а с ней и желание избавиться от неё любыми путями.

Мы с Павловым остались наедине на загаженной кухне моей бывшей съёмной квартиры. Я уже сто раз пожалел, что написал ему адрес. И сто раз удивился тому, что большой босс почтил своим присутствием этот свинарник.

— Грязновато здесь у тебя, — заметил Павлов, разглядывая меня со ставшим уже привычным пристальным вниманием.

Я оглянулся кругом, чтобы выиграть время. Невольно заметил паутину в тёмных углах, покрытую коркой грязи мебель и стены, серое от пыли окно, плиту в чёрных пятнах и порванный линолеум на полу.

— Отмывать всё это бессмысленно, — ответил я, глядя в лицо обвинителю. — Прах к праху, как говорится. Притворяться, что в этом месте можно достойно жить — врать себе и другим. А я не люблю себе врать.

— А другим?

— И другим тоже.

Павлов подошёл ко мне, двигаясь медленно, но неотвратимо, будто крадущийся тигр. Я видел оскаленную морду этого зверя на его цветной татуировке. Павлову идеально подходил этот образ.

Его глаза потемнели, и я мог бы поклясться: Павлов думает о сексе, хочет секса прямо сейчас.