Любовник Павлова - Ника Маслова

class="p1">Он коснулся моего лица, провёл по губам большим пальцем. Чуть толкнулся внутрь рта и, оттянув нижнюю губу, прижал её. Намёк я получил абсолютно прозрачный. Дыхание невольно потяжелело, но секса здесь я не хотел.

— Не нужно, — сказал я, отворачиваясь, избегая его руки. — Я не хочу делать это здесь, прямо в грязи.

— А я хочу. Именно здесь. На колени. — Он говорил тихо, но так, что я отлично понимал: это не просьба — приказ.

Вот чёрт.

— Вам так хочется видеть меня в грязи и униженным? Зная, что я этого не хочу?

Щёки Павлова потемнели из-за прилившей крови, он приоткрыл рот, жарко выдохнув, и я понял, что просчитался, ещё до того, как услышал:

— Не провоцируй меня, или я сдеру с тебя штаны и без смазки выебу на этом столе.

Он так это сказал, будто поделился со мной крайне горячей фантазией, от одного упоминания которой у меня должны были загореться трусы. Только на мне это не сработало. Мягко говоря, здешняя обстановка никак не ассоциировалась у меня с сексом. За всё время, что я тут жил, я никого сюда не приводил. Ни разу, даже навеселе, мне не приходило в голову кого-то сюда притащить и оттрахать среди убожества и нищеты.

Эта квартира означала для меня анти-секс. Даже в туалете в клубе трахаться, на мой вкус, было на порядок приятней. И я честно не понимал суть Павловских извращёний. Здесь — как в морге или на свалке. Хрущёба означала для меня что угодно, но только не секс. А дня него — нет. Для него она сработала возбуждающим средством.

— На колени, — повторил Павлов.

— Я не хочу. Давайте не здесь. В машине. Где угодно. Не здесь.

Ага, так он меня и послушал.

Павлов надавил на плечи, вынуждая меня опуститься на пол, в эту грязь, стать наравне с этой грязью, слиться с ней.

— Да почему, чёрт подери? Что вам здесь, виа-грой намазано? — я жаловался, но расстёгивал ремень на его брюках. Жаловался и одновременно думал о том, что если он кончит мне в рот или на лицо, то моей бедной заднице достанется меньше, а значит, я успею лучше восстановиться после вчерашнего. Я жаловался, но, оказавшись на коленях, в этой грязи, с его уже полувставшим членом перед глазами, ощутил прилив извращённого воодушевления и облегчения одновременно.

Наверное, то же чувство испытывает свинья, извалявшись в грязи. Падать ниже-то уже некуда.

Я поднял взгляд на Павлова — и у меня самого потяжелело в паху. Какие бы тараканы ни развлекались сейчас в его голове, в глазах Павлова плескалось острое, почти болезненное чувство. Страсть, похоть, возбуждение. Он хотел меня тут, в грязи, на коленях. Его дико заводила эта ситуация — и почему-то она же завела и меня. Пусть его кинков я не понимал, но умудрился заразиться его настроением.

Ненормально всё это. Я точно знал, что это нехорошо, унизительно, что в этом больше нет ни восхищения мной, ни любования, а ведь было. Знал, что мне жёстко достанется, если я пойду у него на поводу — и ничего не собирался с этим делать, кроме как принять свою участь.

Оставался лишь один вопрос.

— Почему? — спросил я, когда он схватил меня за волосы и уткнул лицом себе в пах. — Что для вас в этом такого? Почему здесь?

Вместо ответа он грубо приказал мне ему отсосать. Назвал меня грязной сучкой. Потянул за волосы, и я открыл рот, принимая его. Смотрел в ставшие совсем чёрными глаза и готовился подчиняться демонам в его голове. И что-то во всём этом было — как для него, так и для меня: болезненное, жарко-душное, неразумное.

Глава 16-1. Павлов. Экскурсия в прошлое

Глава 16-1. Павлов. Экскурсия в прошлое

Я знал этот район, я в нём вырос. Жил в таком же доме, пока не попал в места ещё менее приятные. За двадцать с лишком лет ничего тут не изменилось: ни убогий вид, ни мерзкая вонь, ни въевшаяся во все поверхности грязь. Надписи на синих лестничных стенах напоминали те, которые сто лет назад выцарапывал я. Подпалины на потолке выглядели следами чьих-то — когда-то моих — сгоревших надежд на нормальную жизнь.

На первом этаже кто-то ругался, да так, что на весь подъезд разносился мат-перемат и звонкий женский крик. Звук как будто совсем не глушили тонкие стены и перекошенная, с многократно выбитым замком дверь. Такие сцены здесь наверняка повторялись — дом как вымер, никто обиженных-убиваемых не пытался спасать. Мы с Игорем пошли выше. Судя по номерам, нам следовало подняться на третий этаж.

По пути пришлось переступать вонючую лужу, и я испытал острое дежавю. Словно хорошо забытое прошлое выглянуло из-за угла, чтобы показать свой уродливый лик.

Не думал я, что Вадим — клёвый костюмчик, галстучек, белые ручки — может жить так, а вон оно как оказалось.

Дверь в нужную квартиру стояла полуоткрытой, изнутри доносились голоса — мужской и женский, пропитый. Вадим не обманул меня. Делал ровно то, о чём предупреждал в сообщениях: собирал вещи и отказывался от жилья.

В моих планах значился всего один пункт: забрать Вадима домой, как только найду его. Я мог послать за ним Игоря, но чем дольше смотрел на приоткрытую дверь и бардак за ней, тем сильней мне хотелось войти внутрь и узнать, чем Вадим жил до нашей с ним встречи. Мир за дверью я знал. Там ждала отнюдь не волшебная Нарния, но влекло меня туда не меньшее любопытство.

Игорь спросил:

— Вы уверены, Николай Николаевич?

Ему здесь явно не нравилось. Он смотрел по сторонам с таким видом, будто за поцарапанными дверьми других квартир прятались зомби. Морщил нос, дышал через раз.

— Уверен, — ответил я и сжалился над охранником. — Иди вниз, жди в машине, я всё решу сам.

А затем я познакомился с той, кто сдавал Вадиму жильё. Да и саму жилплощадь во всех подробностях рассмотрел. Словно чумная крыса выползла из памяти прошлого. Женщина до абсурда походила на мою покойную тётку: тот же взгляд, вид, запах немытого тела, тот же уродливый — синий в цветочек — фланелевый с пропалинами халат. Квартира за малыми исключениями напоминала ту, в которой я вырос, только в моей было две комнаты, а эта размером — скворечник.

На кухне