Персоны и персонажи - Сергей Львович Макеев

Филипп II, герцог Орлеанский, состарился прежде времени и умер вскоре после коронации юного Людовика XV. Окончилась эпоха Регентства, но погоня за наслаждениями продолжалась.

На фоне современных ему нравов аббат Прево вовсе не представляется распутником. То же можно сказать о главных героях его повести «История кавалера де Грие и Манон Леско» — они невольники любви, но не рабы разврата.

Ужель та самая Манон?

Не вина, а, может быть, беда аббата была в том, что его привлекали женщины определенного типа: авантюристки и куртизанки с сомнительным прошлым, падкие до развлечений и легкой наживы. Почему, кто скажет? Может быть, по некоторому родству характеров: ведь и Прево порой давал волю страстям, преступал законы и условности. А может быть, наоборот, возмещал то, чего ему недоставало: безграничную свободу, какую-то природную естественность, свойственную женщинам, так сказать, без комплексов. Ведь сам он, согрешив, вечно переживал и, в конце концов, раскаивался. Теперь нетрудно заметить, что литературный образ Манон Леско сложился из характеров женщин, близких самому автору. А свою мятущуюся душу Прево отразил, как в зеркале, в образе де Грие и, отчасти, в образе его добродетельного друга Тибержа.

А сюжет? Ведь название повести начинается со слова «История». Так не случалось ли подобных историй в жизни? Случались. Например, в 1720 году была осуждена и выслана из Франции девятнадцатилетняя Мари Шовиньи по прозвищу Манон. Она попала в приют за то, что «одетая в мужское платье, открыто занималась в Париже постыдной проституцией».

Но, скорее всего, аббата Прево впечатлила история Манон Эду. Собственная мать продавала ее богатым сластолюбцам. Так Манон попала в руки молодого повесы, опустившегося дворянина Луи Антуана де Вьянтекса, уже дважды побывавшего в тюрьме. Он промышлял картежной игрой, но не слишком удачно. Де Вьянтекс решил поправить свои дела, перепродав Манон профессиональной сводне. Но тут появилась мамаша и закатила скандал, посчитав себя обманутой. Клиентами сводни были влиятельные люди, они договорились с полицией, и мать-скандалистка оказалась в приюте. Впрочем, скоро за ней последовала и дочь. Молодость и привлекательность Манон расположили к ней даже стражников, но режим был общим для всех: девушка носила одежду из грубой шерсти и деревянные башмаки, весь день она проводила в тяжелой работе и молитве, питалась овощной похлебкой с хлебом, пить обитателям приюта давали только воду.

И тут, как в чувствительном романе, произошла чудесная метаморфоза с негодяем де Вьянтексом. Он пожалел девушку, а пожалев — полюбил. Он послал письмо деду Манон, единственному приличному человеку из всей семейки, с просьбой разрешить ему жениться на его внучке: «…моя страсть такова, что в жизни меня может утешить либо законное обладание предметом, ею внушаемом, либо, при отсутствии этого, смерть от отчаяния». Возможно, де Вьянтекс, подобно кавалеру де Грие, последовал бы за своей Манон в ссылку, но… Пока он ждал ответа, его самого арестовали и посадили в тюрьму.

Манон Эду не раз подавала прошения о помиловании или хотя бы смягчении наказания. Но суровая настоятельница приюта мадемуазель Байг жаловалась по начальству на «сильную испорченность этой девушки», и прошения Манон отклонялись. Только через 10 лет заключения Манон была освобождена из приюта и сослана в Нион. Ей исполнилось всего 24 года. Из всех персонажей этой истории она одна была, скорее, жертвой обстоятельств, чем преступницей, но пострадала больше всех.

Конечно, любое сравнение хромает. Но случайно ли вот какое совпадение: в повести больше всех мучается кавалер де Грие, однако, наказана, по высшему счету, одна Манон Леско: она поплатилась жизнью.

Был прототип и у кавалера Грие. Шарль Александр де Грие тоже, как и герой повести, стал в юности кавалером Мальтийского ордена, вернулся во Францию и здесь встретил свою роковую любовь.

И преданный друг кавалера — Тиберж — тоже жил на самом деле. Им оказался аббат Луи Тиберж, настоятель монастыря в Мисьоне. Этот почтенный священник умер незадолго до первой публикации повести.

Автор удивительно точен во всем. Чтобы так писать о Богословской школе или тайном сообществе картежников, о порядке отправки ссыльных в Америку или об ужине у вельможи, о тюрьме или провинциальном трактире, — мало было это знать, надо было это изведать на собственном опыте. Эпоху, отображенную в «Манон Леско», можно с полным основанием называть «временем аббата Прево».

Повесть впервые вышла отдельной книгой во Франции в 1733 году, незадолго до возвращения автора на родину. Лишь немногие читатели оценили ее по достоинству, но в основном она была воспринята как авантюрные похождения, вроде известного «Жиля Блаза». Парижская газета сообщала о «Манон Леско» следующее: «Герой — мошенник, героиня — публичная девка, и все же автору каким-то образом удается внушить порядочным людям сочувствие к ним». Современник добавлял в письме другу: «Этот бывший бенедиктинец — полоумный; недавно он написал омерзительную книжку под названием “История Манон Леско". Книжка продавалась в Париже, и на нее летели как бабочки на огонь, на котором следовало бы сжечь и самого сочинителя, хотя у него и недурной слог».

Словно в подтверждение этого распространенного тогда суждения, книга вскоре бьша запрещена, остаток тиража изъят и уничтожен. Власти проявили трогательную заботу об общественной нравственности, давно утраченной самою властью. Причем опасность представляла не фривольное содержание, а, по сути дела, литературное совершенство повести. Официальная газета разъясняла: «…в ней почтенным людям приписываются поступки, мало достойные их, — порок и распущенность описаны сочинителем так, что не вызывают к себе должного отвращения».

Но, как это всегда бывает, запрет только усилил интерес к книге, ее ввозили из Голландии и Англии. Лишь двадцать лет спустя, в 1753 году, «История кавалера де Грие и Манон Леско» вышла на родине автора и с тех пор заняла место на вершине мирового литературного Олимпа. Выдающиеся писатели, прежде всего французы, с восторгом писали о шедевре аббата Прево. Поль де Сен-Виктор утверждал, что «эта повесть нравится именно своей непристойностью, и мы отнюдь не хотели бы обелить ее героиню… Пятнышко грязи идет этой игривой девушке, словно мушка». Александр Дюма-сын писал: «Не найдется порядочного человека, который, выслушав повесть о его (де Грие) бедствиях, не протянул бы ему руку, быть может, даже не позавидовал бы ему. Ибо тот, кто не любил тебя, Манон, тот не познал всех глубин любви». Ги де Мопассан говорил, что «писатели оставили нам всего лишь три-четыре дивных образа женщины», и после шекспировской Джульетты называет Манон Леско: «Манон — женщина в полном смысле слова, именно такая, какою всегда была, есть и будет женщина».

Но, строго говоря, никому не удалось,