Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

(и не только личными, а от одной стране – другой), а человек от этого дарящего лишь презирает, то это как? Когда человек мстит Хрущеву за унижения, вынесенные от Сталина, – то это хорошо?

Но кто сказал, что Мао был хорошим человеком?

Тот же Панцов, со ссылками на британские источники, отмечает: первая встреча на высшем уровне убедила его в том, что новый советский лидер «большой дурак».

Правда, в надиктованных на магнитофон мемуарах Хрущев пишет, что уже тогда понял: с Мао конфликт неизбежен. Ну-ну… Задним числом мы многое понимаем.

А тогда, уже после возвращения, Хрущев извещает Мао, что пришлет – вдобавок к обещанному – 1400 техпроектов предприятий! И 24 тысячи комплектов прочей документации! И будет финансировать стройку дополнительных 16 объектов. И даже развитие китайских ядерных технологий в мирных целях.

Все? Ну, что вы. Через месяц добавились еще 16 военных и 14 индустриальных комплексов.

Вроде бы, какая прекрасная идея: Сталин обращался с Китаем и лично Мао как с вассалом. Начать отношения с чистого листа, помочь братскому народу быстро выстроить экономику и плечом к плечу противостоять Америке, которая без всяких сомнений всерьез вредила и СССР, и КНР.

Но ведь не получилось.

Тут подоспел 1956-й год и 20-й съезд, и личное письмо Хрущева, где он рассказывает Мао о развенчании Сталина. И одновременно предлагает помочь Китаю с еще 51 заводом и 3 НИИ. И построить в Синьцзяне железную дорогу до советской границы в придачу. В итоге – подписали позже (с Микояном) соглашение о 55 стройках за советский счет…

При подписании Микоян приглашает Мао в Москву, тот мрачно спрашивает – «зачем?».

Неслыханное дело: именно тогда Мао начал произносить речи, критиковавшие СССР. Пока – закрытые, для партработников. В чем дело? А вот в чем. Премьер Чжоу Эньлай в 1956-м говорил приехавшему в Пекин секретарю ЦК Борису Пономареву (тогда – другу Шепилова, уже министра иностранных дел), что так со Сталиным было нельзя, плюс – раскритиковали его, не посоветовавшись с Мао, Мао теперь придется всем показывать, что он вслед за Москвой корректирует свою идеологию. А тогда о каком равноправии речь?

Да ни о каком. Потому что в 1956-м, перед подавлением Венгерского восстания, уже Хрущев по сути спрашивает разрешения Мао – применять ли в Венгрии войска.

Дальше начинается что-то из серии абсурда. Уже после разгрома «антипартийной группировки» Мао получает приглашение в Москву, на празднование 40-летия Октябрьской революции. Он согласился, но как-то быстро усвоил идею, что Хрущев снова нуждается в поддержке – поскольку разгромил «антипартийную группировку», а уж как-нибудь товарищ Мао знает, что разгромы такие даром не даются…

Хрущев поселил Мао в Кремле, при том что когда Мао приезжал к Сталину, тот помещал его на загородную дачу и там держал день за днем, пока не удостаивал приема. И Мао терпел. А сейчас, вселившись в Кремль, Мао был «сдержан и немножко холоден». Но уже начал открыто хамить. В Большом театре на «Лебедином озере» – ушел со второго акта, со словами «почему они все время танцуют на цыпочках? Меня это раздражает. Неужели нельзя танцевать как нормальные люди?».

При Сталине его тоже водили на балет, Мао без возражений досидел до конца и даже послал цветы приме.

На банкете Мао оборвал Хрущева, который рассказывал о своих фронтовых достижениях (как всегда длинно). Со словами: «Товарищ Хрущев, я уже пообедал, а вы закончили историю про Юго-Западный фронт?»

На совещании представителей компартий (а то было важное дело, по сути съезд союзников СССР) Мао откровенно издевался над таковыми, и было за что – это ведь люди бывшего Коминтерна. Который диктовал китайской компартии в прежнюю эпоху все подряд: партийную программу, тезисы выступлений перед китайскими трудящимися… Теперь Мао решил показать, кто сегодня главный в коммунистическом движении.

Но вот визит уже Хрущева в Китай, неофициальный, июль – август 1959-го. Многим понятно, что происходит что-то не то, Мао пришлось даже вернуться с курорта, в Пекине вообще никого из руководства в это время не бывает. А оказывается, надо урегулировать очередной скандал – Хрущев предложил совместный советско-китайский флот в Тихом океане, Мао пришел в ярость: а кто будет им командовать?

Последовал уже не абсурд, а открытое издевательство. Мао непрерывно курит Хрущеву в лицо (а тот дыма не выносил). Срывается на крик и требует от переводчика точно перевести все степени своей ярости. И, наконец, последовали знаменитые бассейновые переговоры.

Бассейн был пристроен к дому Мао в Запретном городе (кстати, единственная роскошь, которую он себе позволял, и то по настоянию врачей – Мао начал плохо чувствовать ноги).

Это было так: Мао сбросил свой френч, Хрущеву пришлось кинуть костюм на руки охране и остаться в сатиновых семейных трусах. Но штука в том, что Мао плавал хорошо (и даже переплывал великую Янцзы), а Хрущев наоборот. Он брызгался, захлебывался и говорить не мог. Поэтому вел беседу исключительно Мао – на тему, надо ли начинать атомную войну против США. Мао считал, что надо…

И вот этот-то период и назывался «великой дружбой». Ведь сотни китайских предприятий на советские деньги строились, китайцы учили русский и пели советские песни. До сих пор поют – те самые, 50-х годов.

Штука в том, что очень трудно здесь сказать, в чем была главная ошибка Хрущева. Допустим, расчет был на то, что Мао уйдет, а предприятия и вообще дружба останутся? Так ведь он и ушел (почти), как раз к моменту сельскохозяйственной катастрофы Хрущева, оставил даже пост главы государства. Но вернулся через несколько лет, устроив для этого «культурную революцию», и тут уже дело дошло до пограничного конфликта на Даманском.

Вот если бы в двух параллельных прошлых разворачивались две модели отношений СССР и Китая, то мы бы знали ответ. А пока что диагноз Шепилова – что нельзя было распахивать объятия и заваливать Мао «подарками» – выглядит очевидно точным. Хотя речь тут просто об интуиции наблюдателя за стартом той истории. Но о стиле Шепилова на посту министра иностранных дел мы еще поговорим, а сейчас – посмотрим на хрущевскую дипломатию в отношении США.

И тут тоже мощно звучит, по сути, одно слово. Унижение.

Внешняя политика всегда плод коллективной мысли. Но есть еще личный стиль лидера. Хрущев сделал так, что Мао Цзэдун унижал лидера СССР. И Хрущев же – лично – сделал самоунижение (перемежаемое приступами не вполне адекватной гордости) сердцевиной своей американской эпопеи.

В эпопее этой центральную роль играет поездка Хрущева в США осенью 1959 года. В