Русский Порт-Артур в 1904 году. История военной повседневности - Александр Владимирович Лысёв

30 с лишним фунтов (что составляло около 12,5 кг). Материал быстро теряет ворс, изнашивается и не дает должной защиты от холода и ветра»[268]. Сухопутный офицер Л.З. Соловьев к числу недостатков солдатского обмундирования относит отсутствие у нижних чинов непромокаемых накидок. Он говорит также о перегруженности солдата снаряжением, которое было положено носить на себе по уставу. Нижнему чину по боевой выкладке приходилось тащить от 200 до 300 патронов в подсумках и патронташе, вещевой мешок, шинельную скатку, котелок, баклагу для воды, топор или лопату, винтовку со штыком. Все это доставляло массу неудобств в повседневном употреблении. Л.З. Соловьев пишет: «Мешки (снаряжения) связывают солдата: они режут, оттягивают ему плечи; на ходу болтаются, на бегу бьют по ногам, сбивая с ног <…> стрелок должен возиться с мешками, мешающими ему удобно лечь, поднимаясь, стрелок подхватывает свои съехавшие на сторону мешки; ползет – они цепляются и волочатся по земле»[269].

Так выглядел солдат русской армии во время учений мирного времени и в первый период Русско-японской войны. Впоследствии, ввиду позиционного характера боевых действий под Порт-Артуром, при длительных позиционных противостояниях в Маньчжурии большую часть носимого снаряжения солдаты оставляли в окопах, либо в ближнем тылу.

И тем не менее, из опыта первых же боев на Квантунском полуострове командир 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковник Н.А. Третьяков вынес следующее убеждение, отразившееся в его воспоминаниях: «Нам необходимо бросить все, что наш солдат носит в ранце, затем положить в этот ранец следующие предметы: 1 рубашку, 1 кальсоны, 1 пару портянок, пучок пакли, масленку, несколько иголок, 1 пучок ниток и сухарей на два дня. Все остальное самым решительным образом долой»[270].

Таким образом, говорить об удобстве уставного солдатского снаряжения и некоторых видов обмундирования не приходится. Как известно, Русско-японская война ускорила введение новых образцов обмундирования и снаряжения во всей русской армии. К этому следует добавить, что солдаты, скажем, порт-артурского или владивостокского гарнизонов даже по своему уставному внешнему виду проигрывали матросам эскадры. Матросам не приходилось на себе носить все свое имущество. Исходя из этого, можно утверждать, что форма одежды влияла на формирование определенных стереотипов в психике и поведении солдат, которые чувствовали себя весьма неуютно на фоне бравых представителей флота.

В равной мере последнее утверждение можно отнести и к сухопутным офицерам. Их мундиры, шинели, пальто и фуражки по внешнему виду отличались от формы нижних чинов. В отношении качества материалов это отличие было в лучшую сторону. Офицерская форма целиком шилась по индивидуальным меркам на выдаваемые от казны субсидии. Офицер был несравнимо более комфортабельно обеспечен различными бытовыми удобствами, полезными на походе. Так, многие офицеры на Маньчжурском театре боевых действий запасались палатками с двойным верхом, защищающими от солнца и дождей. Весьма популярны в офицерской среде были железные складные кровати и раскладные походные кресла конструкции полковника Аршинара.

На палатки навешивались пологи из прочной сетки, служащие защитой от насекомых. В ходу были портативные походные кухни, представлявшие собой жестяное ведро, в котором помещались столовые приборы и все необходимое для приготовления обеда в походных условиях[271]. Все это хозяйство перевозилось в обозе и находилось под надзором офицерских вестовых. Самым большим удобством по ряду свидетельств (А.В. Квитка, Л.И. Третеский) оказались непромокаемые офицерские плащи. Следует отметить, что после начала активных боевых действий под Порт-Артуром и в Маньчжурии, жизнь офицеров, находившихся непосредственно на передовых позициях, в плане бытовых удобств зачастую мало чем отличались от жизни нижних чинов. В силу позиционного характера войны под Порт-Артуром многими разработками, придуманными для комфорта походной жизни, воспользоваться так и не пришлось. В Маньчжурии при хроническом отступлении русских войск, ставшим прямо-таки бичом японской кампании, многие походные удобства приходилось бросать вместе с увязнувшими на раскисших дорогах обозными повозками.

После того, как выяснилась большая убыль в офицерском составе из-за его внешнего отличия по форме, наметилась тенденция к сливанию внешнего вида офицера и солдата. Кроме того, офицерский гардероб времен войны стал быстро отличаться от уставных предписаний в силу военной необходимости и экономических причин.

Говоря о денежном довольствии чинов Военного ведомства, находившихся на Дальнем Востоке, необходимо иметь в виду следующее. Как и во всей русской армии, дальневосточные солдаты находились на казенном обеспечении жильем, одеждой и продовольствием. Фигурировавшие по этим трем пунктам суммы относить к собственно денежному довольствию нельзя. Исследователь А.И. Сорокин в своей работе, посвященной обороне Порт-Артура, пишет, что солдаты в крепости получали мизерное жалованье. Оно составляло всего 5 руб. в год[272]. Эти действительно крайне небольшие деньги нижний чин мог потратить по собственному усмотрению. Дело в том, что существовал русский солдат не на жалование. Жалование, разумеется, выплачивалось. Происходило это раз в месяц, 20-го числа. Деньги за выслуженный месяц по именным спискам выдавал нижним чинам лично командир роты в присутствии младших офицеров и фельдфебеля[273]. На жалованье жили офицеры. Оно составляло у поручика – 600 руб. в год, у ротного командира – 1200 руб. и у батальонного командира – 1740 руб. в год. Как отмечал Генерального штаба генерал-майор Е.И. Мартынов, «возможность существовать на эти средства составляет неразрешимую материальную задачу»[274]. Весьма мрачной рисует Мартынов жизнь армейского офицера: «…тяжелые условия службы, гнет материальной нужды, приниженное положение в обществе»[275]. Особенно остро чувствовалось это в Порт-Артуре и Владивостоке – городах, в которых находились моряки. Как уже отмечалось, на контрасте с ними сухопутные офицеры всех родов войск в материальном плане выглядели очень бледно.

Отчасти скрашивал положение тот факт, что все подразделения русской армии были не только военными, но и хозяйственными единицами. Солдатам и офицерам постоянно приходилось изыскивать возможность заработать для себя лишнюю копейку (ремесла, работа по найму т. п.). Как единодушно отмечали исследователи этого вопроса уже в 1900-х гг. (М.С. Галкин, Л.И. Третеский, Н.Д. Бутовский, Е.И. Мартынов), такая ситуация не могла положительно сказываться на боевой подготовке войск. Денежное содержание поддерживало существование военных, но отнюдь не престиж их профессии.

Продовольственное обеспечение дальневосточных войск осуществлялось вне зависимости от его денежного содержания. С началом войны структура питания в действующей армии, подобно ряду других бытовых аспектов, претерпевает существенные изменения. Если в первые военные месяцы наблюдались как некоторые сбои, так и наоборот, усиленные выдачи в пищевом рационе, то отправной точкой, с которой продовольственный вопрос однозначно начинает эволюционировать в сторону ухудшения, например для Порт-Артура, следует считать перерыв регулярного наземного сообщения с Маньчжурией. Установившаяся в конце апреля 1904 г. тесная блокада Квантунского укрепленного района уже в первых числах мая не замедлила отразиться на продовольственном снабжении солдат гарнизона крепости. В Маньчжурской армии всю