Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

учесть многочисленные риски, например, выступление Болгарии (в случае если на стороне России и Франции окажется Сербия), Турции или Румынии (отмечался ее наметившийся дрейф в сторону от немцев)[354]. Однако если отбросить эти рассуждения и попытаться понять, каким образом виделась будущая война, то она, несомненно, представлялась как противостояние Германии и Австро-Венгрии с одной стороны, России и Франции – с другой (при потенциальном союзе с Англией). Записка Ю. Н. Данилова не показывает, будто ему был в точности известен план Шлиффена, равным образом он оперирует завышенными данными о количестве германских резервных дивизий (до 50), основываясь, видимо, на подброшенных вражеской разведкой намеренно преувеличенных в несколько раз данных, хотя позднее русские разведчики сумели получить более точные сведения о мобилизационном потенциале Германии[355]. Более того, отсутствует анализ немецких военно-стратегических игр в Восточной Пруссии, хотя о них было хорошо известно в штабе Варшавского военного округа[356]. Все это ярким образом свидетельствует о том, что получение тех или иных разведданных о противнике вовсе не означает, что они, эти сведения, будут учтены в вышестоящих штабах.

Ю. Н. Данилов напрямую признавал, что «документальных данных о плане развертывания германских армий в нашем распоряжении не имеется; поэтому приходится подходить к наиболее вероятному решению путем ряда рассуждений»[357]. Сам ход рассуждений не менее примечателен, поскольку опирался на популярную тогда теорию рас и национальных характеров: «Первые крупные успехи над немцами, бывшими их (французов. – Прим. К. П.) победителями, при известной впечатлительности латинской расы дадут французской армии ту внутреннюю силу и устойчивость, которых ей не вполне достает по причинам политических условий внутренней жизни страны. Обратных результатов можно ожидать при неудаче. По словам военных представителей Франции, до исхода первого генерального сражения можно поручиться за полную дисциплинированность армии; выдержит ли эта армия серьезную неудачу – на это и французы не решаются дать утвердительный ответ. Наоборот, русская армия, опаздывая в своем развертывании, по-видимому, учитывает желательность для себя некоторого решения генеральным боем. Нравственные силы ее не падают при временных неудачах. Русские войска по темпераменту устойчивые и упорные». Попутно заметим, что Ю. Н. Данилов весьма оптимистично смотрел и на возможность затягивания войны, ставя в плюс экономическую неразвитость: «Торговля, промышленность и общая культура во Франции несравнимо выше, чем в России; в предприятия первой вложены огромные капиталы, которые не потерпят продолжительного замешательства в государственной жизни страны. В России, наоборот, хозяйство населения главным образом натуральное, почему война без опасности разорить страну может затянуться долго. Единственно грозным для России может быть прекращение ввоза предметов, необходимых для военных снабжений. Но и в этом же отношении мы освобождаемся от иностранной зависимости с каждым годом все более и более»[358]. Другими словами, отсутствие скрупулезного анализа прикрывалось воспроизводством распространенной в определенных круг социально-политической мифологии, которая уже в первый год войны показала полную несостоятельность.

Впрочем, это не помешало Ю. Н. Данилову сделать основной вывод, что все же первого немецкого удара стоит ждать против Франции, поскольку оставлять там слабые силы для прикрытия невыгодно[359]. Основная угроза виделась в ударе севернее Полесья (т. е. на Средний Неман)[360]. Уже на 10-й день мобилизации наступать могли немцы, а на 15-й – австрийцы. Тем самым сохранялась вероятность того, что боевые действия на восточном фронте начнутся на русской территории. При этом генерал-квартирмейстер прогнозировал, что если основное сосредоточение войск противника будет за линией Мазурских озер, то это послужит главным индикатором того, что активных наступательных действий он не готовит[361]. Восточная Пруссия рассматривалась как «прекрасно оборудованный плацдарм, удобный для сбора и развертывания в нем немецких войск, с одной стороны, и вместе с тем приспособленный для удержания его сравнительно небольшими силами»[362]. Основное внимание уделялось укрепленной линии Мазурских озер (где ключевую позицию занимала сильная крепость Летцен), которую можно было удерживать минимальными силами и сделать прикрытием для маневрирования войсками. В дальнейшем это внимание к данному району передастся Северо-Западному фронту, руководство которого выделит 2-й корпус для блокирования этого пространства.

Разработка оперативного плана могла быть осуществлена только с учетом конкретной обстановки, выявленной в начальный период войны, т. е. во время сосредоточения основных сил. По мнению Генштаба, тайная мобилизация германских войск началась уже 15 (28) июля, т. е. за два дня до объявления официальной мобилизации[363], что давало противнику временное преимущество в развертывании. А потому требовалось как можно быстрее провести мобилизацию, во время которой предстояло выявить основные силы противника.

22 июля (4 августа) Я. Г. Жилинский телеграфировал в Санкт-Петербург об обнаружении частей пяти германских корпусов: 1-го – у Эйдткунена, 20-го – у Лыка, 17-го – у Нейденбурга, а также 5-го и 6-го – у Калиша[364]. Имеющиеся данные, судя по всему, признавались недостаточными, а потому 26 июля (8 августа) генерал Н. Н. Янушкевич со ссылкой на вел. кн. Николая Николаевича потребовал от главнокомандующего фронтом более энергичной разведки в целях окончательного выявления сил противника. Тогда же была обозначена ключевая задача: при первой возможности перейти в наступление «дабы облегчить положение французов, но, конечно, обеспечив себе сначала достаточный личный состав»[365].

Общая схема наступления в Восточной Пруссии в 1914 г.

Уточнение данных о противнике шло параллельно с разработкой оперативного плана. 28 июля (10 августа) Н. Н. Янушкевич направил Я. Г. Жилинскому телеграмму: основной удар германцы все же готовят против Франции, в Восточной Пруссии остались четыре корпуса (1, 20, 17-й и 5-й)[366] с несколькими резервными дивизиями и ландверными бригадами, а также гарнизоном Кенигсберга. К концу 12-го дня мобилизации (т. е. к вечеру 29 июля (11 августа)) Ставка рассчитывала окончить мобилизацию основных сил армий фронта (96 батальонов и 132 эскадрона в 1-й армии и 112 батальонов и 96 эскадронов во 2-й армии). По ее мнению, им противостояло лишь 100 батальонов полевых войск с резервными ландверными частями[367]. Другими словами, общее превосходство в силах оценивалось в два раза. Отсюда выглядит логичным требование вел. кн. Николая Николаевича начать наступление с 14-го дня мобилизации, т. е. с 31 июля (13 августа). Указанные выше соображения легли в основу директивы командующим 1-й и 2-й армиями от 31 июля (13 августа), в которых 1-й армии предписывалось перейти границу 4 (17) августа, 2-й армии – 6 (19) августа[368]. Замысел операции заключался в том, чтобы они, двигаясь по сходящимся направлениям из района Немана и Нарева (т. е. по разные стороны укрепленного района Мазурских озер), взяли германскую армию в клещи и